М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

от барабанного боя не могли расстроиваться. Дежурные

офицеры были у нас: А. Ф. Гольтгоф, впоследствии

генерал, князь Химшеев, Нагель, Андрей Федорович

Лишен, впоследствии директор какого-то корпуса.

Кавалеристов не помню, за исключением ротмистра

л.-гв. Уланского полка Клерона, лихого француза, и все

эти господа обращались с юнкерами совершенно по-

товарищески, и, может быть, это обращение с нами

начальства было причиною, что, не желая огорчить

146

кого-нибудь из любимых нами дежурных, в двухлетнее

пребывание мое в школе я не помню, чтобы кто-нибудь

подвергался взысканию. По субботам мы, бывало,

отправлялись по очереди, по два от пехоты и кавалерии,

во дворец к великому князю Михаилу Павловичу и обе­

дали за одним с его высочеством столом.

Профессор П. А. Висковатов в статье своей о пре­

бывании Лермонтова в школе совершенно ошибочно

передает: «Группировались в свободное время и около

Вонлярлярского, который привлекал к себе многих

неистощимыми, забавными рассказами. С ним сопер­

ничал Лермонтов, никому не уступавший в остротах

и веселых шутках». Все это передано совсем неверно.

Действительно, в одно время с ними был в школе,

в пехоте, известный потом остряк-повеса Костя Булга­

ков 9. Константин Александрович Булгаков, сын быв­

шего московского почт-директора, бывший наш школь­

ный товарищ, обладал многими талантами. Всегда

веселый, остряк, отличный музыкант, он в свободное

время действительно группировал около себя всех нас,

и к нам наверх приходили Лермонтов и другие юнкера.

Во время пения, весьма часто разных скабрезных куп­

летов, большею частью аккомпанировал Мишель

Сабуров 10, который, кажется, наизусть знал все тог­

дашние французские шансонетки и в особенности песни

Беранже. Костя Булгаков, как мы его обыкновенно

называли, был общий любимец и действительно при­

мечательная личность. К сожалению, от слишком

сильного разгула он рано кончил жизнь. Шутки

и остроты его не ограничивались только кругом това­

рищей, он часто забавлял ими великого князя Михаила

Павловича. В то время много анекдотов передавали

о похождениях Булгакова. Вот с этою-то личностью

соперничал в остротах Лермонтов, а не с названною

ошибочно Висковатовым. В романе Писемского «Масо­

ны» фигурирует Булгаков и даже есть портрет его, но

вовсе несхожий.

Третий и последний раз я встретился уже с Лер­

монтовым в 1837 году, не помню — в Пятигорске или

Кисловодске, на вечере у знаменитой графини Ростоп­

чиной. Припоминаю, что на этом вечере он был груст­

ный и скоро исчез, а мы долго танцевали. В это время,

кажется, он ухаживал за M-lle Эмилиею Верзилиной 11,

147

прозванной им же, кажется, La Rose du Caucase *.

Все эти подробности давно известны, и не для чего их

повторять.

В Кисловодске я жил с двумя товарищами на одной

квартире: князем Владимиром Ивановичем Барятин­

ским, бывшим потом генерал-адъютантом, и князем

Александром Долгоруким, тоже во цвете лет погибшим

на дуэли. К нам по вечерам заходил Лермонтов с общим

нашим приятелем, хромым доктором Мейером, о кото­

ром он в «Герое нашего времени» упоминает 12. Веселая

беседа, споры и шутки долго, бывало, продолжались.

Вот мои заметки о бывшем моем товарище Михаиле

Юрьевиче Лермонтове.

10 августа 1884 г.

д. Вороная

*Роза Кавказа ( фр.) .

А. Ф. ТИРАН

ИЗ ЗАПИСОК

Выступаем мы, бывало: эскадрон выстроен; подъез­

жает карета старая, бренчащая, на тощих лошадях;

из нее выглядывает старушка и крестит нас. «Лермон­

тов, Лермонтов! — бабушка». Лермонтов подскачет,

закатит ланцады 1 две-три, испугает бабушку и, доволь­

ный собою, подъезжает к самой карете. Старушка со

страху спрячется, потом снова выглянет и перекрестит

своего Мишу. Он любил свою бабушку, уважал ее —

и мы никогда не оскорбляли его замечаниями про

тощих лошадей. Замечательно, что никто не слышал

от него ничего про его отца и мать. Стороной мы знали,

что отец его был пьяница, спившийся с кругу, и игрок,

а история матери — целый роман...

В школу (старая юнкерская, теперешняя Школа

гвардейских подпрапорщиков и юнкеров) мы поступали

не моложе 17 лет, а доходило до 26; все из богатого

дома, все лентяи, один Лермонтов учился отлично.

У нас издавался журнал: «Школьная заря», главное

участие в ней принимали двое: Лермонтов и Мартынов,

который впоследствии так трагически разыграл жизнь

Лермонтова. В них сказывался талант в обоих; 2 в этой

«Заре» помещены были многие пьесы, попавшие потом

в печать: «Казначейша», «Демон»; 3 но были и такие,

которые остались между нами: «Петергофское гулянье»,

«Переход в лагери» 4, отрывок которого я сказал

в начале, и многие другие; между прочим «Юнкерская

молитва»:

Отец небесный 5,

149

Помню, раз сидим мы за обедом: подают говядину

под соусом; Лермонтов выходит из себя, бросает вилку,

нож с возгласом:

Всякий день одно и то же:

Мясо под хреном —

Тем же манером!

Мартынов писал прозу. Его звали homme féroce *:

бывало, явится кто из отпуска поздно ночью: «Ух, как

холодно!..» — «Очень холодно?» — «Ужасно». Мартынов

в одной рубашке идет на плац, потом, конечно, болен.

Или говорят: «А здоров такой-то! какая у него грудь

с л а в н а я » . — «А разве у меня не хороша?» — «Все ж не