Со временем Николай стал замечать, что он не травит, а скорее кормит крысу. Она с аппетитом сжирала новую порцию яда и с еще большим рвением крушила все своими зубами. В последнее время он стал думать, что Лариска просто подсела на его зелье. Одно утешало: его самая большая ценность — машина оставалась вне зоны поражения. И вот теперь, видно, и до нее очередь дошла. Лариска словно в отместку за то, что ей давно не приносили новую порцию дури, решила взяться за «жигули».
«Что, подруга, вижу, тебя «ломает». Вздумала на моей машине отыграться?» — Николай окончательно проснулся и лихорадочно соображал, как бы посильнее прищучить серую бестию. С каким удовольствием он огрел бы эту мерзкую жирную тварь своей увесистой резиновой дубинкой, какую всегда возил в машине! Но о том, что удастся тихо выбраться из спальника, выйти из машины и не спугнуть крысу, не могло быть и речи. Малейший шорох — и она серой молнией скроется в своей норе.
Николай как можно осторожнее высвободил руки из спальника, и все — таки его движение не осталось незамеченным. Крыса крутнулась волчком, затем замерла, и тут их глаза встретились. Корнееву стало жутко от этого осмысленного и полного жестокости взгляда. В нем чувствовались уверенность в безнаказанности и ненависть, ненависть, ненависть. В блестящих пуговицах крысиных глаз явно читалась угроза: «Будь я величиной хотя бы с кошку, тебе бы не поздоровилось. Я бы выгрызла у тебя живого еще теплые кишки».
Крыса была настороже, но не боялась Корнеева. Она понимала преимущество своего положения. В любую минуту ей не составит труда скрыться. На какое — то мгновение Николаю померещилось, что жирная крысиная морда расплылась в злой улыбке, обнажив свои острые желтые клыки. Он, кажется, даже ощутил мерзкий гнилостный запах ее пасти.
«Сейчас я поддам тебе адреналина!» — Корнеев быстро включил дальний свет, сигнал, дворники и омыватель переднего стекла. От яркого света, оживших дворников и воды Лариска, словно персонаж диснеевских мультиков, взмыла на полметра вверх, затем на мгновение зависла в воздухе и, перебирая всеми лапами одновременно, ракетой «земля — воздух — земля» исчезла в глубинах стеллажа.
Корнеев вышел из машины, перед его глазами, словно стоп — кадр, застыла крысиная морда, искаженная диким ужасом. Он улыбнулся в усы: «Будешь знать, кто в гараже хозяин!»
А уже через минуту ворота бокса завибрировали от еще крепкого кулака Федора Ивановича, раздался его сердитый и в то же время несколько испуганный голос.
— Кто здесь? Мать вашу! Выходи, а то стрелять буду. «Первый», «первый», нападение на стоянку, прошу выслать подкрепление. — Дядя Федор имитировал разговор по рации с мифическим «первым».
— Федор Иванович, успокойся, это я, Николай. — Он знал, что у дяди Федора и в помине нет радиостанции, а уж тем более — оружия. Знал он и то, что старику будет неловко перед ним за разыгранную комедию, поэтому он вышел из бокса и сразу перевел разговор на нейтральную тему.
— Ты знаешь, что у тебя на стоянке завелись крысы вертикального взлета?
Пересказал только что виденное, посмеялись, закурили. Николая слегка знобило: на улице заметно похолодало. Пока он спал, лужицы на стоянке покрылись тонким хрустким ледком, и в них уже не отражались звезды. У его ног вился Кузя. Он явно хотел загладить свою вину: только что по ошибке облаял своего кормильца. Федор Иванович был совершенно трезвый и грустный, он не стал, как обычно, ругать Николая за «несанкционированный сон на объекте, не стал по своей привычке бурчать и поучать, что тоже не было на него похоже.
— Опять «бомбить» поедешь?.. Когда ж в стране этот бардак закончится? — В голосе дяди Федора зазвучали какие — то совсем не свойственные ему нотки сострадания.
— Прорвемся, Иваныч, не грусти.
Николай пробил тонкий узорчатый ледок в пожарной бочке, сполоснул лицо обжигающе холодной водой. Голова прояснилась. Пока заводил и прогревал машину, дядя Федор сам открыл ворота стоянки, чего он никогда не делал. Когда Николай притормозил у сторожки, он нагнулся к приоткрытому окну «жигулей» и все — таки сказал то, что так трудно было ему сказать:
— Знаешь, Коль, я ведь сегодня струхнул по — настоящему… Возраст, наверное… Вот такая, блин, музыка. Какой из меня охранник… Дед старый. А отморозков, знаешь, сколько сейчас развелось. Вон на прошлой неделе на соседней стоянке сторожа забили до смерти. — Голос его звучал как- то необычно искренне и доверительно, словно был скинут «маскхалат», скроенный из напускной строгости и грубости.
— Брось, Федор Иванович. Ты еще боец! — Николай говорил банальные слова, и сам им не верил. Сейчас, в ярком свете полной Луны, он как — то по — особенному ясно увидел, что перед ним стоит старый, больной и очень одинокий человек.
Уже отъезжая от стоянки, Корнеев бросил взгляд в зеркало заднего вида и увидел, как дядя Федор сдернул с головы свою видавшую виды полевую фуражку и тайком неловко перекрестил удаляющуюся машину.