Домодедовское кладбище встретило холодным, пронзительным ветром. Свинцовые тучи от тяжести снега, казалось, вот — вот упадут на землю и придавят все вокруг удушающей снежной ватой. Вид от административного домика кладбища открывался поистине батальный: в низине раскинулось широкое поле, где сурово, как воины перед сражением, плотно сомкнув свои ряды, стояли могильные кресты. Ни тебе кустика, ни деревца.
Пока шел траурный митинг и люди безуспешно пытались найти слова, соответствующие моменту, пошел снег. Густые лохматые хлопья буквально за считанные минуты присыпали отвалы свежей земли у могилы, они падали на лицо покойного и не таяли. Петрович лежал в гробу в форме старого, еще советского образца: парадный китель морской волны, белая рубашка. Такова была последняя воля покойного. Оказывается, он еще при жизни все продумал и подготовил. Ребята рассказали, что нашли в квартире завещание и полный комплект одежды для последнего парада. У Петровича не было детей, и он рассчитывал только на себя, вот и позаботился старик обо всем заранее.
Когда прибили фуражку с красным околышем к крышке гроба, отгремел последний салют и гроб с телом покойного опустили в яму, офицерам пришлось разгребать свежевыпавший снег, чтобы взять горсть земли и по обычаю бросить в могилу.
Николай не пошел вместе со всеми в автобус, сказал, чтобы его не ждали. И никто не стал его уговаривать: его присутствие всех тяготило. Корнеев стоял и смотрел, как споро и привычно работают могильщики. Они быстро засыпали яму, сделали аккуратный холмик и неспешно ушли. Теперь ему никто не мешал поговорить с Петровичем наедине. Снег пошел еще сильнее. Он быстро покрыл могильный холмик и следы людей. Только венки еще виднелись из — под белого савана. Не будь их, могилу найти было бы невозможно. Корнеев стоял один среди белого безмолвия с непокрытой головой: даже самые ближние ряды могильных крестов сейчас скрывала снежная пелена.
Где ты теперь, Петрович? Здесь, зарытый в Земной шар, или, может быть, уже шагаешь при полном параде со всеми своими честно заслуженными орденами и медалями где — то по Млечному Пути? Идешь на Божий суд смело, как и смело шел по жизни. Не хитрил и не гнулся. Простой советский офицер. Преданный стране и преданный страной…
До города пришлось добираться на попутке. Поток машин с трудом разбивал снег на дороге. Серая грязная снежная каша летела из — под колес встречных машин прямо в лобовое стекло. «Дворники» с трудом счищали ее. Водитель, согласившийся подбросить до ближайшего метро, что — то говорил о ценах на бензин у нас и в Америке. Ругался, никак не мог взять в толк, почему у нас, в стране, где добывают нефть, бензин стоит столько же, как и в штате Техас. «Ведь его же еще через океан вести надо? А цена — та же!» Николай его не слушал. Он был рад вновь оказаться в привычной спартанской обстановке родных «жигулей». Казалось, что он сейчас все бы отдал, чтобы опять очутиться за баранкой своей «ласточки». И вот так же куда — нибудь ехать, слушать привычную радиостанцию, перемигиваться с другими водителями фарами, предупреждая о коварных засадах гаишников, и ни о чем не думать кроме дороги.
«А что если, действительно, попробовать освободить из бандитского плена мою «ласточку»? Позвоню сейчас Олегу, пусть напрягает своих ребят из военкомата. Вдруг выгорит, — эта сумасбродная идея вывела из душевного ступора Николая. — Гори оно все ясным пламенем! Отремонтирую, там дел, по — моему, не так много: стекло заменить, фары, чуть передок поправить, и махну к своим братьям на Дон. Сходим на зимнюю рыбалку, детство вспомним, в баньке попаримся, водки попьем. Жизнь еще не кончается! Да и отсидеться мне какое — то время надо. А то, не ровен час, из — за этой пленки пошлют меня догонять Петровича на Млечном Пути».
У метро Николай вышел. Водитель денег не взял, и этот нормальный человеческий жест стал каким — то укором для Николая, почти профессионального «бомбилы». Спускаться в метро не стал, сразу пошел звонить. Дежурная медсестра подозрительно быстро отыскала Олега. Видно, рядом сидел, клинья подбивал. Звонку был рад. Тут же согласился провернуть дело. Договорились о времени и деталях. Он, как и в прошлый раз, твердо пообещал нагнать страху на охранников штрафстоянки, напомнив им о «священном долге Родину защищать».
— А меня в прошлый раз чуть не вышибли из госпиталя. Ох, и натерпелся! Если бы не мой лечащий, точнее его диссертация, мне бы несдобровать. Я, как ты знаешь, уникальный экземпляр для научных опытов. — Олег еще что — то там острил по поводу «собаки Павлова», но это говорилось уже явно не для Корнеева, а для сидящей где — то рядом медсестры. Николай слышал в телефонной трубке ее сдержанный смех.