М.О.Рфий

 Николая бил противный озноб, тошнило, во рту ощущался какой–то металлический привкус. Из восстановленных в памяти эпизодов вчерашнего дня складывался довольно мрачный «документальный фильм». Было стыдно и противно. «Кретин, идиот, старый козел! Где тебя черти носили? Кого ты домой к себе притащил?» От этих риторических вопросов лучше на душе не становилось.

 Большим усилием воли он заставил себя встать, прекратить нравственное самобичевание и навести в комнате относительный порядок. После этого залез с головой под ватное одеяло, как бывало в детстве, и вновь уснул.

 Ему приснился сон: он жадно пьет воду из ручья, попутно глотая живых рыб, и никак не может напиться. Проснулся от жуткого «сушняка» во рту. Встал, шатаясь, побрел на кухню. Там надолго припал к крану и с жадностью путника, вышедшего из пустыни к оазису, пил противную хлорированную воду. Потом снова уснул, но теперь уже глубоким, спокойным сном.

 Утром следующего дня он проснулся от телефонного звонка. Сразу подняться не было ни сил, ни желания. Пока он с трудом перемещал свое тело к телефону, сработал автоответчик. Бодрый голос Николая, записанный на пленку, пригласил позвонившего оставить короткое сообщение после длинного звукового сигнала, затем после паузы послышалось недовольное ворчание дяди Федора:

 - Где ж его черти носят. Не хочу я с этой железкой разговаривать.

 Красная лампочка автоответчика мигала, и Николай нажал клавишу, чтобы прослушать все ранее записанные сообщения.

 Первым в квартиру ворвался взволнованный голос Студента. Сергей Федорович, как всегда заикаясь от волнения, выпалил:

 - Т–товарищ полковник, Вас срочно п–просит зайти или по–позвонить генерал–майор Скорняжный. Доклад закончил, дежурный по главку майор Федоров.

 Вторым после гудков, треска и шипения зазвучал голос Нади.

 - Ты подлый шпион и псих. Что ты себе позволяешь?! Это мой знакомый. Просто знакомый. А ты… Ты… Не звони мне больше. Все.

 От голоса Нади Николая вновь пробил озноб. Он со звериной тоской вспомнил запах ее кожи, волос. Ему захотелось плюнуть на все, броситься прямо сейчас к ней в общагу исключительно ради того, чтобы вновь услышать тысячу ее бестолковых риторических вопросов, ее беззаботное щебетание сразу обо всем на свете и ни о чем конкретно. Но потом он вспомнил «лицо кавказкой внешности», его смрадное, пропитанное луком и водочным перегаром дыхание, и ком подкатил к горлу.

 Дальше следовал ряд малозначимых звонков каких–то людей, знакомых, которые мало что значили в его жизни. И только один голос его заинтересовал.

 - Это Вас лейтенант Гордеев побеспокоил. Дело срочное. Я от Потапова. Нет, я от себя, но по поводу Потапова. Ну Вы, наверное, уже знаете… Нет, черт, опять не то. Одним словом, дело срочное. Встретиться бы надо, поговорить. Будет возможность — позвоните. Мой гостиничный телефон: 947–30. До следующей среды я буду в Москве.

 «Гостинец, наверное, Потапов передал с оказией, а у лейтенанта отпуск кончается, вот он и завибрировал», — подумал Корнеев и направился в ванную приводить себя в порядок.

 После контрастного душа мысль о еде уже не была столь отвратительной. Он заставил себя одеться, сходить в магазин за продуктами и свежими газетами.

 Когда на сковородке уже скворчала глазунья, а в его любимой пивной кружке белел кефир, Николай раскрыл городскую «молодежку». В глаза сразу бросилась полоса с громкой «шапкой»: «Убийцы военного журналиста арестованы». И уже более мелким шрифтом: «Кто заказчик - неизвестно».

 - О, черт! — только и смог воскликнуть Николай, когда после беспорядочного шараханья по полосе его взгляд вдруг наткнулся на следующий абзац:

 «…По всей вероятности, журналисту стало известно о преступном канале поставки морфия, за что он и поплатился жизнью… По подозрению в организации убийства уже арестован командир батальона Потапов и ряд его подчиненных».

 Телефон, оставленный лейтенантом, как и следовало ожидать, молчал. Корнеев слушал длинные гудки, с трудом сдерживая себя, чтобы не швырнуть трубку и не броситься прямо сейчас на улицу. Сонливость похмельного утра бесследно исчезла. Николай почувствовал, как жизнь вновь «зацепила» его и властно требовала действий.

 «Не суетись. Кто быстро соображает — ходит медленно, — сам себя поучал Корнеев. — Что толку мчаться в гостиницу, если «лейтехи» там нет? Пораскинь–ка лучше мозгами, если они еще у тебя полностью не проспиртовались. Итак, что мы имеем в сухом остатке. Потапов — организатор убийства. Этот бред, и он даже не обсуждается. Его просто подставили, но зачем? Какой с этого прок и кому это выгодно? Ну, во–первых, истинному убийце и тем, кто стоит за его спиной. Во- вторых, «раскрывается» громкое дело: убийство известного журналиста. Можно отрапортовать. И наконец, очень хороший повод еще раз облить дерьмом армию. Три в одном, как говорится в опостылевшей рекламе».

 «Гладко излагаешь. Только вот нестыковочка: зачем вообще надо было взрывать журналиста? Что на это скажешь? Мотив где?» — сам с собой начал спор Корнеев.