Читаем М.В. Лентовский полностью

М.В. Лентовский

– У меня в участке хоть Монте-Карло откройте! У меня в участке все можно!

Околоточный надзиратель Паджио платил ему 12000 рублей в год за свой околоток, – в котором был только дом Харитова, теперь Обидиной[114]! Но князя В.А. Долгорукова любила Москва. Звала его:

– Князюшкой.

И пренаивно титуловала:

– Хозяином столицы.

Он был «настоящим барином», – качество, очень ценное в глазах романтично-благородной Москвы.

Все было. Но хамства не было.

Князюшку окружали легенды.

И это мирило.

Граф К., попечитель учебного округа, сам бывший студент Московского университета, сам во времена своего студенчества принимавший участие в «волнениях», участвовавший даже в знаменитой «битве под Дрезденом», под гостиницей «Дрезден», на площади генерал-губернаторского дома[115], – освистанный студентами на сходке, явился к генерал-губернатору требовать:

– Полиции… войск!..

Москвич Долгоруков, как москвич, гордился Московским университетом.

– Не горячитесь ли вы, граф?.. Конечно, то, что случилось, нехорошо… Но будет ли тоже хорошо, если я введу в университет полицию, войска? Я никогда не был по ученой части и не знаю, конечно… Но я слышал, что у вас, в ученом мире, это считается большим оскорблением университету, студентам…

– Какие это студенты?! Это негодяи!

Князь Долгоруков только улыбнулся:

– Ну, граф! Зачем так строго! Молоды! Со временем переменятся! Всегда такими были! Вот здесь, например, «под Дрезденом» когда-то какую драку устроили. Казалось бы, не негодяи?.. А ничего! Потом исправились! Многие из тех, которые тогда «под Дрезденом» дрались, – очень почтенные посты занимают! И никто их «негодяями» не считает… Зачем же так сразу: волнуется, – значит, «негодяй»!

И этот щелчок графу, поведением которого была возмущена вся Москва, – Москве доставил нравственное удовлетворение.

– Князюшка! Умеет разговаривать с людьми!

Он умел.

Лопашов, – в «Русской палате» которого чествовали Черняева, чествовали М.Д. Скобелева[116], где И.С. Аксаков говорил свои страстные речи пред именитым московским купечеством и делал сборы на Сербию, на Герцеговину, на Болгарию, – Лопашов, знаменитый в те времена ресторатор, отказался подписать на благотворительную лотерею, «во главе» которой стоял князь В.А. Долгоруков.

– Что ни день, то лотерея. Надоели.

Донесли князю.

«Хозяин столицы» принял за личное оскорбление.

– Вызвать Лопашова к девяти часам.

Лопашов понял, «по какому делу». Взял, на всякий случай, тысячи две, три.

Явился в девять.

Проходит десять, одиннадцать, двенадцать. Лопашов все сидит в канцелярии.

– Скоро?

– Почем можем сказать? Доложено. Позовут!

Час, два, три.

– Я больше не могу. Мне есть хочется.

– Надо подождать. Каждую минуту могут позвать.

Четыре, пять, шесть.

– Да я закусить хоть сбегаю.

– Невозможно. Вдруг позовут.

И только в два часа ночи дежурный чиновник распахнул дверь приемной.

– Господин Лопашов. Князь ожидает вас в кабинете.

Едва держась на ногах, вошел бедняга Лопашов, поклонился, сразу достал из кармана деньги и подал.

– Вот-с, ваше сиятельство! Я не подписался на лотерею потому, что хотел иметь честь передать лично…

Князь взял деньги, улыбнулся и пожал руку:

– От всей души вас благодарю! От всей души! Я так и был уверен, что тут недоразумение. Я всегда знал, что вы человек добрый и отзывчивый! А теперь… Не доставите ли мне удовольствие со мной откушать? Мы, старики, не спим по ночам. Ужинаю поздно. Милости прошу. Чем Бог послал!

И до четырех часов они просидели за ужином вдвоем, в дружеской беседе.

На следующий день Лопашов рассказывал, конечно, только о том:

– Как мы с его сиятельством ужинали!

А Москва, знавшая «подоплеку», Москва «Шутников» Островского[117], втихомолку подсмеивалась:

– И с аппетитом, чай!

В те времена и по тем понятиям, находили:

– И щелкнуть, но и обласкать умеет!

Если вы старый москвич, не выплывает ли у вас, при этих воспоминаниях, из тумана прошлого пара гнедых, старомодные огромные сани, с высокой спинкой, старик с падающими на грудь длиннейшими, «полицейскими», усами с подусниками:

– Николай Ильич Огарев![118]

Без «полицеймейстера Огарева» картина той, легендарной, Москвы была бы не полна. Никакой бы картины не было!

Своего легендарного полицеймейстера любила та, легендарная, Москва.

Огарев не брал взяток.

Что?

Чтоб какой-нибудь трактирщик смел ему предложить:

– Благодарность-с!!!

Н.И. Огарев ездил почти каждый день завтракать в «Эрмитаж». «Эрмитаж» до сих пор хранит память о нем: делает «бифштекс по-огаревски».

Съедал «директорский завтрак», выпивал полбутылки шампанского. И всегда платил.

– Получи!

Давал десять рублей.

Половой шел в буфет и приносил сдачу: восемь трехрублевых и одну рублевую бумажку.