М. В. Панов — социолингвист

Пример частного социального фактора — изменение традиций усвоения литературного языка. Раньше преобладала устная традиция — в семейном общении. В новых социальных условиях (после революции) стала распространяться и даже преобладать форма приобщения к литературному языку через книгу. Этот фактор повлиял главным образом на нормы произношения: наряду с традиционными произносительными образцами стали распространяться новые, более близкие к орфографическому облику слова: например, произношение [шн] в словах типа коричневый, сливочное (масло), гречневая (каша) и подобных было вытеснено произношением сочетания [чн]; в словах скучный, скучно, прачечная, булочная и нек. др. процесс такого вытеснения наблюдается в наши дни.

Каков механизм воздействия социальных факторов на развитие языка? Этот вопрос интересует Панова-диахрониста в связи с эволюцией русского языка в XX веке, в частности — в связи с изменениями его фонетической системы.

Идущая от Е. Д. Поливанова идея не о непосредственном, а лишь об ускоряющем или замедляющем влиянии социальных факторов на языковые процессы нуждается в конкретизации. Первый шаг на пути конкретизации — мысль о том, что влияние социального на язык не может быть деструктивным, разрушающим [Панов 1962, Русский язык… 1968, I, 35][2]. А каков «созидающий» эффект социального воздействия на язык? В работе [Панов 1988] дан глубокий и в то же время наглядный анализ влияния различных факторов на изменения в фонетике. Не все из этих факторов кажутся социальными, но это лишь на первый взгляд: как было убедительно показано в [Русский язык… 1968], даже внутренние стимулы развития языка не асоциальны — они в той или иной степени подвержены влиянию социальной действительности.

Теория языковых антиномий и связанные с нею размышления о характере социальных воздействий на язык получили отражение как в только что упомянутой монографии 1968 года (и связанных с нею публикациях: см., например, [Русский язык… 1962, Панов 1962, 1963, 1966]), так и в более поздних по времени работах Михаила Викторовича (см., в частности, [Панов 1988, 1990]).

Не будет, однако, неправды в утверждении, что по основным своим лингвистическим склонностям и интересам М. В. Панов-синхронист: он любит рассматривать факты языка не в их эволюции, а в их отношениях друг с другом. И даже в работе [Русский язык… 1968], посвященной развитию языка, сказалась его «синхроническая» натура: он предложил эволюцию русского языка анализировать по определенным синхронным срезам, что дает возможность сравнивать разные этапы развития языка.

Основные же идеи Панова-синхрониста, касающиеся социальной обусловленности языка, нашли выражение в его концепции массового обследования русской речи.

II

Одни из идей, образующих эту концепцию, касаются социально обусловленных подсистем современного русского языка, другие воплотились в предложенных и разработанных М. В. Пановым приемах обследования говорящих и их речевой практики.

Так, М. В. Панов первым высказал мысль о существовании особого разговорного языка (РЯ) — первоначально на материале наблюдений над разговорным синтаксисом [см. Русский язык… 1962, 77, 97] — как коммуникативной системы, которой пользуются в условиях непринужденного общения носители литературного языка. Представление о РЯ как об особой и при этом самодостаточной подсистеме, имеющей определенные условия своей реализации[3], опровергала распространенный взгляд на разговорную речь как на стилистическую разновидность («обиходно-разговорный стиль»[4]) литературного языка. Выраженная в заостренной и даже категорической форме, мысль о самодостаточности РЯ казалась многим русистам маловероятной. Однако по мере конкретизации этой мысли в инициированной М. В. Пановым серии работ по русской разговорной речи [см.: РРР-1973, РРР-Тексты-1978, Земская и др. 1981, РРР-1983, Разновидности 1989] она утратила свою первоначальную декларативность, превратилась в обоснованную языковыми фактами теорию.

Убедительность этой теории не в последнюю очередь определяется тем обстоятельством, что исследователи русской разговорной речи ведут массовые записи, анализируют речь многих десятков информантов. Делается это для того, во-первых, чтобы получить надежные, объективные данные, избежать случайных и односторонних выводов, и, во-вторых, чтобы выявить социально обусловленные различия в реализации разговорного языка[5]. Такие различия особенно заметны в произношении. При этом они «многоплановы», т. е. зависят от разных характеристик носителей литературного языка, разных социальных условий его существования. Вот как пишет об этом М. В. Панов: