М+Ж

За ту минуту, пока Сергей закрывал дверь и разбирался с соседом, я просто окаменела от страха. Я хотела продолжения. Очень. Но понимала, что любое слово, любой вопрос, который он мне сейчас задаст, может все испортить. Я не хотела принимать решение. Не хотела, чтобы мне потом могли сказать, что я сама напросилась. Я просто не могла проявлять инициативу, при любом раскладе мне это выйдет боком.

Господи, да что же он так долго молчит! Я уже и так непозволительно затянула паузу. Порядочная девушка давно бы как-то дала понять, что ей не хочется, перевела бы разговор на другую тему, что-нибудь бы придумала бы… А если мне хочется, то я что, непорядочная?

Но Сергей вообще ничего не сказал. И меня лишил такой возможности. Он просто обнял меня и еще раз поцеловал…

Я не напрашивалась, это он меня уговорил!

*

Это все от суматохи. Сначала я в сумасшедшем темпе приводил в относительный порядок берлогу (так ее Машка прозвала – и совершенно справедливо). Потом от подъезда позвонила Катя и заявила, что не очень помнит номер моей квартиры. И это при том, что я ей три раза продиктовал номер пять минут назад!

Я снова повторил каббалистическую последовательность, попутно запихивая пылесос в шкаф. Но всякий случай выскочил встречать гостью в коридор, сообразил, что я в спортивных штанах и моментально (32 секунды – личный рекорд!) заменил их на джинсы. Но Катю успел встретить в дверях, как воспитанный хозяин. Как еще более воспитанный хозяин чмокнул ее в щечку…

…Кто его знает, как это все получилось. Катя как-то так неловко повернулась… или ловко? Словом, как-то правильно повернулась…

Ну, я и поцеловал ее в губы…

А кто бы не поцеловал? Что тут такого? Тут ведь что главное? Главное – уловить тот момент, когда девушка уже не хочет, чтобы поцелуй продолжался. Высший класс – прекратить целовать за четверть секунды до того, как ей надоест.

Вот…

А Кате все надоедало и не надоедало… А потом оно уже так затянулось, что выпускать ее из объятий было бы просто хамством…

Если честно, это я сейчас такой умный. Обосновать все могу. А тогда…

Кто его знает… Просто нам хотелось поцеловаться. Давно не виделись. И вообще, оказалось, что она классно целуется. Больше того, оказалось, что я классно целуюсь. Нет, Катя мне ничего не говорила (как она могла говорить, когда рот занят?), просто я понимал, что ей нравится, и она хочет еще.

Ай! Все равно толком не объяснишь! Да и не помню я ничего этим самым толком! Сознание начало возвращаться, когда за спиной мой угрюмый сосед Володя начал демонстративно кашлять, намекая, что, дескать, ему бы пройти к себе домой. Что, погулять не мог еще полчасика? Видит же – проход занят, форс-мажор и все такое!

Но эта мудрая мысль мне тогда в голову не пришла. Или пришла, испугалась огромного пустого пространства и слиняла подобру-поздорову.

Все это детали. А главным (и тогда, и сейчас) было то, что мы продолжили начатое сначала в прихожей, потом на диване, потом на том же диване начатое было развито, усугублено и доведено до логического завершения.

Хотя ничего логического в том, что происходило в моей берлоге в ту ночь, не наблюдалось.

**

Утром я проснулась в 6.30. Как часы. Сказалась многолетняя привычка отводить Машку в садик, плюс (точнее, минус) час разницы во времени. Привычка у меня, правда, своеобразная. Просыпаться-то я просыпаюсь, смотрю на часы… и тут же заваливаюсь спать дальше. Но не сегодня, сегодня хотелось не спать, а петь, танцевать и скакать на одной ножке. А еще есть. Я вчера, кажется, не ужинала. Не до того было.

Я осторожно начала вылезать из-под одеяла. Сергея, во-первых, жалко было будить, а во-вторых, хотелось успеть занять ванную. Надо сказать, за ночь нам удалось соорудить из себя и одеяла совершенно неделимую конструкцию, уже через пару минут я перестала понимать, где кончается моя нога и начинается его. И почему подушка лежит сбоку? Ах, да… Это не подушка сбоку, это я по диагонали… Минут через пять я все-таки выкарабкалась, подложив вместо себя муляж из одеяла. Дело в том, что Сергей спал на том ма-а-аленьком кусочке, который оставался от моего лежания поперек кровати. Если бы я ничего вместо себя не оставила, он бы точно куда-нибудь свалился. И проснулся бы. А мне его будить было жалко.

Я стащила из шкафа одну из его рубашек, облачилась в нее, сделала себе чай, два огромных бутерброда, свернулась калачиком на кресле в кухне. Вот оно – блаженство!

Вот интересно: я могла с уверенностью сказать, что это одна из лучших ночей в моей жизни. Почему? А кто его знает!

Ничего особенного не было. Не было обилия поз, просьб от соседей вести себя потише, одновременного оргазма…

Но было что-то такое, трудноуловимое, чего не было у меня ни с кем и никогда…

Все удивительно естественно. Удивительно, потому что, с одной стороны, кайф новизны, а с другой – никакой неловкости.

Мне ни разу не пришлось врать, не пришлось что-то изображать. Я все время была уверена, что, все, что я делаю, ему нравится. Даже если я ничего не делала.