Маара

С тех пор Чеэге и Каагью редко выходили из своей хижины. Когда же они появлялись, то всегда ссорились. Один хотел сесть, другой прилечь. Один собирался налево, другой направо. Работа, охота у них не получались. Со временем их ссоры переросли в драки. На их телах появились синяки и царапины. Однажды Чеэге попытался разрезать веревки. Люди это увидели и в наказание разобрали его хижину. Потеряв кров, связанная пара вынуждена была жить у всех на глазах. Как больные собаки, Чеэге и Каагью стали ютиться на земле под палящим солнцем, то и дело поскуливая.

Тем временем Маара приобщилась к охоте. Сначала её рацион состоял только из плодов, которые надкусывали и выбрасывали обезьяны. Потом она научилась находить по запаху крабов. Как-то, собирая хворост, Маара заметила возле реки маленьких черепашек. Когда весь помёт подрос, она вернулась за ними, чтобы приготовить из них черепаший суп. В тот день ей впервые удалось накормить себя досыта. Индейцы долгое время не замечали её успехов. Но скоро на её костре появились тушки животных, которые имели неприятные раны. Тогда индейцы взялись обучать её стрельбе из лука, чтобы она больше не охотилась с маленьким топором.

Жизнь Маара стала целиком крутиться вокруг охоты. Мечтая подстрелить обезьяну, которая пряталась высоко в кронах деревьев, она оттачивала стрелы и ежедневно практиковалась в стрельбе. Обезьяна-ревун дразнила её, размахивая своими длинными руками и подпрыгивая на ветке каждый раз, когда до неё не долетала стрела. Однажды, собираясь в очередной раз её подстрелить, Маара проходила зачистку и услышала знакомый голос.

– Маара, эй Маара, подойди поближе, пожалей меня. Смотри, как страдает мое тело, разве тебе меня не жалко?

Это был похудевший, высохший на жаре Чеэге. Рядом с ним, в неудобной позе спала Каагью. По её взлохмаченным волосам ползали насекомые, которых он, сдавливая пальцами, съедал. Голос Чеэге звучал от хрипоты одновременно мягко и грубо.

– Мы ведь совсем недавно лежали с тобой в гамаке. Какая ты была молчаливая, тихая. А теперь у меня болят уши, потому что эта женщина слишком много говорит. Я видел возле твоей хижины, Маара, тушку дикого кабана. Ты ходила на охоту? Что ж, это неудивительно, твои руки такие сильные, что ты запросто удавишь любого зверя. Тебе не нужен мужчина. Посмотри, скоро заплачет небо, ему жалко смотреть на твоего голодного мужа. Дай мне кусочек мяса, пока эта женщина спит сном тапиры. Если она увидит еду, то начнёт носиться как комар. Я два дня ничего не ел. Пожалей меня.

К концу месяца жалобные стоны Чеэге и Каагью всех утомили. Эти двое, говорили люди, хуже ленивой скотины или злой собаки. Поэтому, когда Капинабе взял свой мачете, чтобы перерубить злополучные веревки, индейцы обрадовались не меньше самих узников. Люди увились за Капинабе хвостом, танцуя и прихлопывая, словно на праздничной церемонии. Птицы тоже подняли шум. Прямо над головой Маары они неожиданно взметнулись вверх, уводя за собой её взор. Потом из множества черных точек на небе сложилось существо, свирепо раскрывающее свою пасть. Взгляд Маары похолодел. Словно на охоте, она, выделив цель и не замечая всего остального, стала медленно пробираться через людей к Чеэге.

Изношенные, потрепанные веревки одна за другой падали на землю каскадом. Ошалевшие от приближающейся свободы, Чеэге и Каагью дёргались и крутились, мешая Капинабе их освобождать. Песок сыпался от тел и спадал кусками, возвращая бронзовый оттенок их коже. Наконец последний узел на глазах у всех был разрезан. В тот же миг оба узника кинулись бежать. Сшибая людей, они, как испуганные пожаром звери, мчались, не ведая куда, лишь бы подальше друг от друга. У самого леса Чеэге забрался на дерево и, размахивая освобожденной рукой, стал прыгать по веткам, напоминая обезъяну-ревуна. Поток воздуха окатил Маару и ожерелье на её шее затрещало. Маара выпрямила руку, в которой всё это время сжимала лук, приставила к нему стрелу из связки за плечом, натянула тетиву и прицелилась.