Мачо чужой мечты

– Торт меня смутил, – пояснил Владимир, вгрызаясь в принесенный официантом кусок мяса, – нас редактор строго предупредил: хорош про пидоров писать, надоели. А че поделать, если они везде пролезли, плюнь – и попадешь в голубого. Нормальный мужик не станет сладкое готовить, поэтому я и напрягся. Ну, будет баллоны гонять, говори по сути, я обработаю литературно твои корявые речи – и на полосу.

Я вдруг вспомнил где-то услышанный анекдот. «Вовочка, – с гневом восклицает учительница, – что за ерунду ты написал в сочинении: Пушкин дрался на дуэли с Лермонтовым, а Дантес был у них секундантом. Татьяна Ларина и Анна Каренина покончили с собой, не поделив любовника графа Монте-Кристо, собачка Муму и Герасим состояли в интимной связи, а поросята Нуф-Нуф, Ниф-Ниф и Наф-Наф на самом деле женщины-лесбиянки! Как такая глупость тебе в голову пришла?» – «Не знаю, Марь Иванна, – отвечает Вовочка, – вам не нравится, а я уже три года вполне успешно сотрудничаю в газете, в отделе литературной критики».

– Ну че, язык съел? Вань, говори! – поторопил Коэн.

И тут у меня ожил мобильный.

– Вава, – трагическим шепотом произнесла Николетта, – катастрофа!

– Ты заболела?

– Хуже! Приехала Деля, она хочет забрать камень. Вава! Сюда! Скорей!

– Извини, я занят.

– Ах вот как, – завопила Николетта столь пронзительно, что я отодвинул аппарат от уха, – у меня отбирают метеорит! Похищают! Грабят! А ты! Черствый волк с сердцем, покрытым черепицей. Я изойду на слезы! Умру! Немедленно сюда! Сию секунду!

Из трубки полетели гудки.

– Извините, – сказал я Владимиру, – семейные проблемы требуют прервать беседу.

Внезапно Коэн встал, пока он выпрямлялся, его руки ухитрились запихнуть в рот остатки икры, мяса и картошки фри.

– Плати – и едем, – пробубнил он, давясь едой.

– Куда?

Владимир лихо опустошил фужер с коньяком, я невольно вздохнул, напитка было граммов двести, не меньше.

– Эй, счет, – завопил Коэн, – живо, нам некогда сопли жевать! Вань, отстегивай мани.

Я расплатился, плохо понимая, что происходит, и пошел к машине. Владимир сел на переднее сиденье и с легким презрением отметил:

– Жесть.

– Вы о чем?

– О твоей тачке. Чистая жесть.

– Не уверен. Хотя точно не скажу, из какого металла сделана машина.

Коэн разразился хохотом.

– Ну, блин, жесть, – простонал он, – ваще! Я думал, ты жжешь! Ан нет! Поехали в Саратов!

Я выронил ключ зажигания.

– Куда? В Саратов? Но нам туда за час не добраться!

Владимир сложился пополам. Я терпеливо ждал, пока борзописец придет в себя и объяснит, в чем дело.

– Жесть, – вымолвил наконец журналюга, – а ты прикольный. Едем скорей к бабе, у которой сейчас отнимают метеорит, я очень хорошо слышал, как она из трубы орала!

– Это невозможно!

– Почему? – скривился Владимир. – Что мешает тебе отправиться туда и сделать суперматериальчик?

Я взялся за руль. Действительно, этот наглец прав: если я сейчас притащу его к Николетте, то, вероятнее всего, маменькина свекровь Деля постесняется устраивать скандал, а все объяснения прессе захочет дать лично Николетта, она не разрешит мне тянуть на себя одеяло славы. И какие ко мне тогда будут претензии? Явился по приказу Николетты, спас метеорит и ухитрился избавиться от надоедливого Коэна!

– Поторопись, – икнул корреспондент, свесил голову на грудь и захрапел.

Я открыл окно, чтобы туда выдувало отвратительный запах, источаемый Коэном. Мало того, что репортер, похоже, последний раз мылся на Новый год, так от него еще несет алкоголем.

Дверь нам открыл Монти.

– Ванечка, – закатил кузен глаза, – тут такое!

– Какое? – спросил я, оглядывая черные провода, змеями тянувшиеся по коридору.

Монти заломил руки.

– Радио, телик, я так устал, сил нет. Люди пристают, спрашивают. И у всех проходят болезни.

– Суп-п-пер, – прозаикался Коэн, держась за мое плечо. – Показывай примочку, малыш!

– Это кто? – ужаснулся Монти.

– П-п-пресса, – ответил Владимир.

Кузен отступил в коридор.

– О, нет.

– Да, – решительно сказал я, – где Николетта?

Монти поднял руку, и тут из гостиной раздался отчаянный визг. Забыв про плохо стоящего на ногах Коэна, я рванул на шум.

Николетта оказалась жива-здорова, более того, противный звук издавала не маменька, верещала сильно накрашенная баба в невероятной желто-красно-зелено-синей тунике.

– Она ушла, – сиреной надрывалась незнакомка, – насовсем. Прямо сразу, понимаешь?

Поскольку странная мадам обращалась явно ко мне, я решил утешить обезумевшую гостью и вежливо ответил:

– Не стоит расстраиваться, вполне вероятно, что она вернется.

Вопившая застыла с раскрытым ртом, затем, понизив голос, заявила:

– Ну уж нет! Чего ты мне желаешь! Я мучилась язвой не один год, желудок постоянно болел, только прикоснулась к нему, все прошло! Ты откуда?

– Из машины, – ответил я, – вернее, из прихожей, но до этого сидел в автомобиле!

– Идиот, – гаркнула «туника», – какое издание представляешь? Сначала получи у пресс-секретаря, черт, забыла, как его зовут, разрешение на интервью!

– Вава, – заверещала Николетта, влетая в гостиную, – вот он!

– Пришел по первому зову. – Я не упустил момента показать решимость помочь ей.