Мачо

Долговязый, с веснушчатым лицом милиционер («с окружной конференции блюстителей порядка», – усмехнулся мальчик) только что сходил в туалет и вернулся с выстиранными носками, которые аккуратно развесил на горячей трубе. И теперь сидел, вытянув босые белые ноги, и с наслаждением шевелил пальцами. От сохнувших носков и от ног крепко пахло. Полный, корректного вида мужчина читал газету и с неудовольствием поводил носом.

«Это последнее, что я вижу в этом городе», – решил мальчик.

– Каникулы? – подмигнул мужчина и тут же углубился в газету.

Поезд дёрнулся и быстро стал набирать ход. За окном проплывали станционные здания, фигурки в жёлтых жилетах. На насыпи у путей были выложены выщербленные, заросшие жухлой травой каменные буквы полувековой давности: «КПСС НА ВСЕ ВРЕМЕНА!» Тётка в жилете грязной метлой выметала припорошённый углём снег с каменных букв.

Проводница принесла чаю. Мальчик подсчитал на ладони мелочь, прикинул и взял два стакана. Он сидел, глотая горячий горький чай, посматривал за окно и улыбался.

МАЧО

В последнее время с пунктуальной Викторией Евгеньевной стали твориться странные вещи. Подойдет к холодильнику, откроет и задумается. Долго стоит, вспоминает, махнет рукой и пойдет по делам дальше. Через некоторое время вспомнит: да за ветчиной же шла! Пообедает за книгой (выработалась от одинокой жизни такая привычка), завернет ветчину в бумажку и отнесет: книжку в холодильник, ветчину за стекло на книжную полку. И, конечно, наткнется через месяц на позеленевший скукоженный ветчинный кусок, когда в нем червячки заведутся.

Весной на мамину могилку вместо петуньи чуть не высадила семена брюквы кормовой. Бог не попустил: в последнюю минуту надела очки, прочитала на пакетике: «Брюква кормовая». И маме была бы обида, и от людей стыдно… А-то еще: варит суп с фрикадельками. Засмотрится на всплывающие, теряющие центр тяжести, переворачивающиеся, как айсберги, в бульоне розовые мясные кусочки, задумается и в доходящий уже суп вместо приправы возьмет и высыплет чайной заварки. Не раз приходилось выливать содержимое всей кастрюли в унитаз.

А ведь почти полвека пунктуальная Виктория Евгеньевна проработала в жэке с документами. В голове держала целую бухгалтерию с точностью до последней циферки, и вот на тебе.

А еще ее в последнее время в самых неподходящих местах: на людях, на улице, в общественном транспорте – стало обливать внезапным мощным жаром. Как если бы медсестра-распустеха горячий укол со всей силы всадила.

Виктория Евгеньевна собралась и пошла к бывшему районному невропатологу, а нынче широко известному в городе и области экстрасенсу, обладательнице Платинового Международного Медицинского Диплома и разных целительских золотых Орденов Ольге Вячеславовне.

Они были не то что бы близкие подруги, но давние, проверенные, надежные приятельницы. Даже внешне были похожи: обе гренадерского роста, тучные, с маленькими, по-мальчишечьи коротко стрижеными головками на мощных шеях, плавно перетекающих в объемистые торсы. Ольга Вячеславовна в своем медицинском халате была вылитая белая медведица из мультика про медвежонка Умку.

В свое время, когда еще была в силе, Виктория Евгеньевна задним числом приватизировала на имя Ольги Вячеславовны квартиру после смерти ее папы. Очень тогда помог товарищ Полюшкин из администрации. А так – не пито, не едено – досталось бы государству.

Ольга Вячеславовна не любила оставаться в долгу. Пользуясь связями в районной ВТЭК, вывела Викторию Евгеньевну на группу – это когда в системе ЖКХ начались смутные времена, и ЖЭКи стали обзывать монополистами и грабителями и писать статьи под рубрикой «Жэк-потрошитель».

В городе объявился конкурент в лице управляющей компании с грозным названием «Энергодивизион». Виктория Евгеньевна опомниться не успела, а «Дивизиону» – не без посредничества вероломного товарища Полюшкина – уже достались сплошь элитные новостройки. А ее-то ЖЭКам – старые районы с аварийным жилым фондом, со сгнившими подземными трубами – ровесницами самой Виктории Евгеньевны. Ничего не оставалось делать, как прибегнуть ко втэковским услугам Ольги Вячеславовны.

Очень было горько и обидно. Не так, не так представляла себе Виктория Евгеньевна собственный уход на пенсию: чтобы с вывешенными в актовом зале на плюшевом занавесе круглыми, вырезанными из золотой фольги юбилейными цифрами, с зачитываемыми под аплодисменты благодарственными письмами, с расписным электрическим самоваром на подносе и другими практичными подарками. С речами со сцены: что вот такие советские, с большой буквы начальницы ЖЭКа, как уважаемая юбилярша, уходят в Историю. И это была бы чистая правда.