Мачо

Выбракованных коров везли на мясокомбинат. Прохожие деликатно отводили глаза, делая вид, что не имеют к процессии никакого отношения. Настолько эти грузовики не вписывались в нарядную улицу – точно выехали сюда прямо из военных 40-х, а может, 20-х годов прошлого века.

Аля проводила взглядом грузовики. Прошел нужный автобус, потом второй. Она все стояла. Развернулась и пешком пошла обратно на вокзал.

В деревне она не отвечала ни на чьи расспросы. Раиса настрого наказала детям: «Присматривайте за мамкой, как бы чего над собой не сделала».

На ночь Аля осталась на ферме: стельная трехлетка Крупинка маялась: кряхтела, ложилась и вставала. По всем приметам, должна была опростаться с часу на час.

– Я с тобой, – сразу заподозрила Раиса. – Ты зачем это веревку?

Оказалось, веревка была нужна, чтобы принести с Алиного подворья чистой сухой соломы – подстелить Крупинке. Потом Аля затеяла помыть на ферме заросшие грязью окошки. К полночи Раиса, обещавшая не спускать с товарки глаз, спала-храпела на диванчике в красном уголке.

Аля посмотрела на нее, подхватила моток веревки с застрявшими соломинками и пошла в угол фермы.

* * *

К старенькому родительском дому Аля подбежала, как всегда, вприпрыжку. На улице не горели фонари, в доме тускло светила керосиновая лампа, на занавесках шевелились человеческие тени. Аля нетерпеливо застучала в калитку. Вышла мама с низко опущенным лицом. К Алиному изумлению и негодованию, встала так, что ей не пройти. Умом Аля понимала, что родители давно умерли, и их дома давно нет, но…

Она попыталась обойти мать и услышала холодное, вежливое, чужое, дикое:

– Покажите ВАШ паспорт, пожалуйста.

Ничего не понимая, Аля послушно протянула паспорт, и мама долго в него смотрела. И, пряча глаза, возвратила:

– Я не могу ВАС пропустить.

Аля разрыдалась от обиды. Родной низкий, жалостный голос произнес:

– Доченька моя, хорошая, красавица…

Аля зажмурилась от резкого солнечного света. Рядом за перегородкой стояла темная от пота Крупинка, облизывала фиолетового теленочка: еще парного, на подламывающихся ножках, с лежащей вкривь и вкось кудрявой шерсткой.

– Хорошая, красавица у нас доченька родилась, – приговаривала Раиса.

Захлопали двери: шли на дойку женщины. Подходили, хвалили новорожденную телочку. Горячо обсуждали новость: Илюшонки перекупил молокозаводчик Григорьев, уже поднявший в районе несколько хозяйств и сколотивший что-то вроде холдинга. В первую очередь распорядился насчет комбикормов, посевного материала, долгов по зарплате.

– Ой, девки, на улице дождик прошел – летний, теплый. Вмиг зазеленело. Травка полезла… Ты телочку принимала, Раиса? Как назовешь? – А давайте назовем: Травка, – попросила до сих пор отрешенно молчавшая Аля. – А что? Хорошее имя: Травка. Зеленое, летнее. Ну, девки, ожили!

ДЕРЕВЕНСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

Извечный треугольник: он, она и… она. У любовного треугольника все углы острые, тем более, если он образовался в маленьком селе, где всё друг у друга на виду… Классический пример подобных отношений – роман «Любовь земная», по которому снят одноименный фильм. О треугольнике, который я имею в виду, роман не напишут…

– Ты еще не сдохла? – искренно удивился женский голос на другом конце провода. – Живучая… Ничего, недолго осталось.

– Ой, не могу! – веселился тот же телефонный голос на следующий день. – Видела, видела я тебя в обнове. Сама рыжая, и пальто рыжее – умора! Не высовывай нос из дома, не смеши людей, уродина.

На третий день невидимая собеседница откровенно делилась:

– Петя обещал меня кассиром к себе в хозяйство взять. Наконец, хоть одна красивая женщина в вашем колхозе появится. С тобой-то ему давно позорно показываться: сгорбленная, сморщенная, истеричка. Старуха старухой. Отправим тебя в психушку, заживем с Петей в новом доме…

Через слово – отборный мат. Трубка дребезжала – с того раза, когда Петя (муж) запустил аппаратом Алене в голову.

– Я и вправду на грани того, чтобы сойти с ума. Не могу себе найти места, мечусь из угла в угол и плачу, плачу… – Рассказывая, Алена кашляет: ранней весной, спасаясь от мужниных побоев, бежала в тапочках на босу ногу по снегу и отсиживалась, дрожа от холода, в сарае.

Она тенью слоняется по избе – просторной, новой, еще белой, сохраняющей запах душистых свежих бревен. Недавно газ провели, спасибо, Аленина мать с пенсии поднакопила на это дело 20 тысяч. Кто не знает близко эту семью, завидует. Дочь почти взрослая, тринадцать лет. Муж – председатель колхоза. Алена – уважаемый в деревне человек, бессменный председатель сельсовета, теперь вот глава сельского поселения. Оттого и поделиться – поплакаться, кроме городской сестры, некому – стыдно.

Хотя, скрывай не скрывай, в деревне всё на виду, все друг о дружке знают. Передают подробности: Петру пятьдесят лет стукнуло – жена два больших богатых стола накрывала. А про юбилей супруги муж и не вспомнил. Зато день рождения любовницы в городском ресторане справлял – стены дрожали. Жене сережки за триста рублей купил, любовнице – за девять тысяч…