Мадам

Тут я понял, что смотрю спектакль, как раньше читал «Победу» и строфы «Рейна», как воспринимал графику Пикассо, — сквозь призму «моего несчастья», как однажды назвал свою любовь Фридерик Шопен. Однако речь шла не о том, что я заимствую эмоции из произвольного подобия двух главных героев трагедии и реально существующих людей (Ипполит — это как бы я, а Федра — Мадам), — что ни говори, а у них была совершенно другая история. Мое восприятие подкреплялось разгулом фантазии, свободной игрой воображения. На основе драмы, представленной со сцены, и ее отдельных фрагментов в моей голове разыгрывалась совершенно другая драма, отобразившая мои неосуществленные мечты и желания.

Вот отец Мадам, душа отважная и беспокойная, благородный идеалист, бросающий вызов судьбе, совершает — подобно Тесею, спустившемуся в Аид, — роковую ошибку. Охваченный безумием или манией преследования, наперекор рассудку и уговорам друзей, он возвращается после скитаний по дорогам войны в родной край, порабощенный режимом московских варваров и беспутной властью их местных камрадов. Более того, он везет с собой свою единственную дочь — девушку красивую и гордую, родившуюся в сердце Альп, которой — в надежде на сопутствующую ему счастливую звезду — дал когда-то имя Виктория — Победа.

За ошибку ему скоро пришлось расплатиться: несчастный Макс-Тесей гибнет в казематах ГБ — будто в подземелье Тартара, а за прекрасной Викторией, брошенной на произвол судьбы, захлопывается, отрезав ее от мира, неодолимый «железный занавес».

Сначала она пришла в отчаяние, однако со временем — как Рейн, рожденный свободным, — принялась сама прокладывать себе дорогу к далеким открытым просторам, где солнце заходит, к равнине галлийской. Шла на всякие уловки, вела двойную игру. И, наконец, после многих неудач и бесплодных попыток у нее появляется шанс, намного более обнадеживающий, чем раньше, потому что дело затрагивает интересы ее притеснителей. Удастся или нет им попользоваться западными подачками, от которых у них слюни текут, в определенной степени зависит от того, дадут ли они ей свободу. Вот так теперь обстоят дела. А она должна лишь зарекомендовать себя — перед иностранной комиссией — как хороший педагог.

Тут-то и разворачивается основное действие драмы.

Гимназия, в которой она появляется, чтобы подготовить ее к новой системе обучения, находится — как и все в этой стране, опоганенной и деморализованной большевистской тиранией, — в плачевном состоянии. Учителя — разочарованы, консервативны, пассивны. Ученики — ленивы, ограниченны, непослушны. Преподавание в таких условиях — это мартышкин труд, а жизнь — геенна огненная. Одиночество. Отчуждение. Невозможность найти общий язык ни с одним человеком.

И вот в этой дыре — унылой и затхлой — в момент, когда приближался срок обретения свободы, она встречает среди своих подопечных, бесцветных и вялых, юношу с блестящими способностями, хорошими манерами и непринужденной речью и, кроме того, красоты необычайной. Интеллигентный, светский, красноречивый и при этом — удивительно застенчивый, задумчивый и печальный, он сразу привлек ее внимание, она даже, можно сказать, прониклась к нему симпатией. Однако она скрывает свое расположение к нему и, наоборот, разыгрывает — как и Федра — роль жестокой правительницы. Не хочет поддерживать никаких неофициальных отношений, даже самых невинных. Это могло бы так или иначе повредить ей. Кроме того — сантименты! Зачем они ей! — если она скоро уедет и уже никогда не вернется. Нет, этого она не может себе позволить («я знаю одно, если кто-то надел на себя цепи, он погиб»).

Но необычный ученик не только просто симпатичный юноша; он, судя по всему, втайне обожает ее. Смотрит на нее как на икону, собирает сведения о ней, в письменной домашней работе аллегорически признается ей в любви. Ах, как красиво он это делает! Воистину он удивительный, потрясающий юноша! Кто еще в мире сможет ее так воспеть и возвеличить?! Может быть, только Le Petit George[188]. Сын друга ее отца и поклонника матери. Но что за сравнение! Его страсть мрачна и тягостна. Она отталкивает ее, стесняет, парализует своей болезненностью. Отравленная неврастенией, она истерична и уныла. И кроме того — безотносительно — как бледна страсть Мужчины, по определению вторичная, непостоянная, подверженная сомнениям, по сравнению с первым увлечением Юноши, безумным и безоглядным! Во всяком случае, для того, кто уже перешел определенный рубеж, — для женщины взрослой, тридцатидвухлетней.

Он любит ее. Обожает! Молится на нее! Хотя столько вокруг соблазнительных ровесниц. Это льстит ее самолюбию. Странно волнует. Пробуждает желание пойти ему навстречу и действительно стать всемогущей богиней.

Но ей нельзя поддаваться соблазнам такого рода. Это было бы рискованно и в то же время недостойно. Однако, с другой стороны, ничего не делать в такой ситуации, продолжать играть роль холодной, бесчувственной Снежной Королевы — тоже не лучшее решение.