Читаем Мадам полностью

Я отчаянно искал хоть какой-нибудь выступ на ее гладкой поверхности, за который можно было бы зацепиться, или хотя бы малейшую трещинку, в которую удалось бы вбить крюк. Мне казалось, что еще миг, и я сорвусь со скалы.

— Возможно, вы помните чьи-нибудь имена, — выпалил я с отчаяния, — особенно тех, самых старых? Мы проверим и, если это необходимо, найдем их могилы.

Да, я сделал не самый удачный ход, поэтому не удивился, когда она ответила:

— Tout cet intent porte aux morts me paraot quelque peu exagéré?..[28]

— Mais pas du tout![29] — изобразил я оскорбленную невинность и, почувствовав, что наступил решающий момент в развязанном мною сражении, начал атаку по всему фронту: — Я только выполняю просьбу моих товарищей — студентов. Они попросили, чтобы я собрал нужную информацию. Ну, мне и пришло в голову, что вы, пани, можете мне как-то помочь.

— Я? Но почему? — она подняла плечи, продемонстрировав этим жестом свое удивление и неприятие.

Однако позиционное преимущество было уже на моей стороне:

— Разве вы не заканчивали Варшавский университет?

— Si, bien sûr![30] Какой же еще? — В ее голосе все так же звучали капризные барские нотки, а ведь именно в этот момент она «отдавала фигуру», сказав то, что я хотел услышать.

— Ну, конечно! — я мысленно торжествовал и, обнаглев от достигнутых успехов, продолжал атаку: — С'était quand, si je peux me permettre?[31]

Такой ход, естественно, не прошел.

— Je crois que tu veux en savoir un peu trop[32], — не без изящества защитилась она. — Да и какая, в конце концов, разница?

— Никакой, никакой! — Я мгновенно отступил, опрометчиво бросившись назад и сразу потеряв выгодную стратегическую позицию, и к тому же вообще совершил глупейшую ошибку: — C'était seulement une question d'entretenir la… dialogue[33].

Она не могла этим не воспользоваться:

— Pas «la» dialogue, — и мгновенно перешла в контратаку, — mais «le» dialogue; dialogue est masculin[34]. В данном случае ты, однако, должен был употребить слово «разговор», а не «диалог». Это во-первых. А во-вторых, мы сегодня ведем разговор не об учебе, тем более моей, а о кладбищах и могилах.

Она использовала свою традиционную комбинацию. Когда кто-нибудь позволял себе лишнее, начинал, в частности, задавать ей вопросы, он сразу получал по рукам за грамматические ошибки и садился на место как оплеванный.

Однако на этот раз ее выпад не причинил мне особого вреда. Я уже вытянул из нее то, что хотел, поэтому неудачу последней атаки, дерзкой и, прямо сказать, наглой — ведь заданный ей вопрос о времени окончания университета был не чем иным, как попыткой установить ее возраст, — я воспринял почти безболезненно. Если меня что и задевало, так только собственные промахи. Вот от этого неприятного ощущения я и решил напоследок избавиться, сведя диалог с ней к абсурду.

— Я употребил слово «диалог», а не «разговор» только потому, что хотел избежать рифмы.

— Comment?[35] — и на ее лице появилась гримаса надменного удивления.

А я спокойно продолжал молоть чушь:

— Si j'avais dit «c'était seulement une question pour entretenir la conversation», ça ferait des vers[36]. Разве вы не чувствуете?

— Qu'est-ce que c'est que ces bêtises![37] — она махнула рукой и разрешила мне сесть.

<p>МАТЕРИАЛ ДЛЯ ДОКЛАДА</p>

На кафедру романских языков Варшавского университета я поехал в тот же день — сразу после школы.

В деканате я представился как учащийся, заканчивающий лицей, который в соответствии с далеко идущими планами Министерства просвещения вскоре должен превратиться в современную экспериментальную школу с преподаванием на французском языке, и спросил оказать мне содействие в том деле, с каким меня, собственно, и делегировали в университет.

Мои объяснения сводились к тому, что мне будто бы поручили сделать доклад на тему преподавания романских языков в Варшавском университете. В докладе должна была содержаться информация относительно вступительных экзаменов и процесса изучения языков на отдельных курсах, кроме того, особое внимание уделялось так называемому «историческому фону», то есть истории развития кафедры, проиллюстрированной портретами наиболее выдающихся ученых мужей, а также талантливых студентов, которые проявили себя в той или иной области и со временем достигли высокого профессионального уровня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современное европейское письмо: Польша

Касторп
Касторп

В «Волшебной горе» Томаса Манна есть фраза, побудившая Павла Хюлле написать целый роман под названием «Касторп». Эта фраза — «Позади остались четыре семестра, проведенные им (главным героем романа Т. Манна Гансом Касторпом) в Данцигском политехникуме…» — вынесена в эпиграф. Хюлле живет в Гданьске (до 1918 г. — Данциг). Этот красивый старинный город — полноправный персонаж всех его книг, и неудивительно, что с юности, по признанию писателя, он «сочинял» события, произошедшие у него на родине с героем «Волшебной горы». Роман П. Хюлле — словно пропущенная Т. Манном глава: пережитое Гансом Касторпом на данцигской земле потрясло впечатлительного молодого человека и многое в нем изменило. Автор задал себе трудную задачу: его Касторп обязан был соответствовать манновскому образу, но при этом нельзя было допустить, чтобы повествование померкло в тени книги великого немца. И Павел Хюлле, как считает польская критика, со своей задачей справился.

Павел Хюлле

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги