— Как же, в Институте катализа он работает… Иди, вари свою наркоту в квартире. А я позвоню пока куда следует. Алло, полиция?
Подпольная империя
Вчера захожу в кабинет нашего офиса и вижу — на полу стоит ящик тушенки. Самой обыкновенной тушенки. На мой вопрос коллегам, мол, что это — отвечают полушепотом, как будто речь про посылку с белым порошком из Колумбии:
— Гостовская тушенка. Настоящая. Не то говно, которое нам в магазинах втюхивают.
Сколько банок будешь брать?
Я взял паузу, сказал, что подумаю. Потом начал расспрашивать коллег, а какие еще товары таким способом продаются? Мне тут же, опять-таки полушепотом, с бегающими глазами сообщили:
— Мясо по четвергам. Вкусное. Тушу дядя бухгалтера Светланы на рынке в среду разделывает, в четверг у нас.
— Постельное белье из сатина настоящего, а не это бумажное в магазинах. Шурин-дальнобойщик из рейса привозит.
— Пижамы ивановские. Мягче пуха. Примерь! Свекровь по своим каналам достала.
Только для близких.
Про красную икру и писать не буду. У каждого второго дядя с Дальнего Востока вчера приехал.
Это ж подпольная империя, подумал я. Что это за стадный инстинкт такой, пережитки дефицита из Союза? Почему у всех предлагающих бегают глаза и они шепчут, вместо того чтобы говорить в голос?
К обеду в ящике остались всего две банки. В маршрутке домой я ехал с оттопыренными карманами. Две банки Гостовской тушенки для семьи урвал. Жду пижамы. Но сначала — сатин.
Балкон
Людмила Марковна проснулась от громкого звука разбившейся за окном бутылки.
— Опять балконную дверь не закрыл на ночь… — пробормотала она.
Рядом с ней лежал и храпел ее законный супруг Петр Васильевич. Она продолжала возмущаться:
— Ну что за человек… Знает же, что у меня очень чувствительный сон… Всю ночь слушать его храп… Надоело!
Она легонько пихнула сонное тело. Петр Васильевич перевернулся на другой бок. Храп прекратился. Внутри Людмилы Марковны все ликовало от маленькой победы. Она закрыла глаза и попыталась уснуть. Тут с улицы донесся хриплый голос:
— Мадам, колокольчик в твоих волосах звучит соль диезом.
— Мы странно оказались рядом, приняв одну микстуру с ядом, — ответил женский голос.
Тоже почему-то хриплый.
Людмила Марковна открыла глаза. Но уже не от бессонницы, а от любопытства. Голоса раздавались из их двора с одинокой лавочки. Сколько раз эту лавочку хотели срезать из-за вот таких случаев. «Теперь уже точно резать надо!» — промелькнуло в голове у Людмилы Марковны. Диалог во дворе продолжился.
— Мари, в этом мире есть только две бесконечные вещи: это Вселенная и моя любовь к вам! Хотя вот насчет Вселенной…
— Милый мой друг, все вы так говорите, а потом стена противоречий, ряд метаморфоз, и вот у меня синяк на пол-лица… Хотя вы мне тоже симпатичны.
Людмиле Марковне стало невыносимо от нетерпения. Она встала, накинула халат и тихонько вышла на балкон, приговаривая: «Стыд и срам какой! Если Смирнов, эта крыса позорная из ЖЭУ, не срежет эту чертову лавочку, я президенту напишу жалобу!» Балкон рас-полагался на третьем этаже. Внизу на лавочке сидели двое. Мужчина и женщина. По их внешнему виду Людмила Марковна быстро сделала вывод: бомжи.
Диалог не стихал:
— Я любил тебя больше, чем ангелов и самого… — задумчиво глядя куда-то вверх, сказал мужчина.
Людмиле Марковне почему-то понравился его тембр голоса.
— Мой друг, это чудесно, но я научилась просто, мудро жить, смотреть на небо и молиться Богу, и долго перед вечером бродить, чтоб утомить ненужную тревогу.
Людмила Марковна тихо прошипела: «Вот мерзавцы! Разврат тут устроили… В добропорядочном-то дворе!» Она тихонько зашла в гостиную, долго искала что-то в стенке, нашла черный бархатный футляр. Опять вышла на балкон. Достала из футляра маленький театральный бинокль и продолжила наблюдать за парочкой.
— Расскажите мне, Мари, про вашего бывшего.
— Юра… Юра обещал мне умереть молодым, чтобы я успела устроить свою молодую жизнь. Он был настоящим мужчиной и сдержал свое слово.
— А дальше как же? Устроили?
— Мой милый друг, зачем вам нужна эта лишняя информация?! Посмотрите на это прекрасное небо, усыпанное звездами. Не знаю почему, но мне всегда хочется мечтать, когда я смотрю на звезды.
Людмила Марковна автоматически задрала голову вверх… И начала мечтать о путевке на термальные источники Венгрии.
— Я настаиваю, Мари!
— Я ходила по кладбищам и гастрономам.
— Зачем?
— На кладбище вдовцы, а в гастрономе мужчины, которые долго выбирают пельмени.
— И что потом?
— А потом я встретила вас, мой милый друг…
Людмила Марковна стояла не шевелясь. Она боялась пропустить хоть одно слово. Из ее квартиры доносились какие-то звуки. Скорее всего, супруг проснулся. Но ей было все равно.
Она протерла линзы бинокля и продолжила смотреть.
— Мари, не хочу тебя пугать, но, кажется, я тебя люблю…
— Сказать «люблю» несложно. Трудности начинаются потом…
— Я люблю тебя. Я бы хотел не любить. Но я не могу с этим ничего поделать. Мари, признайтесь, я вам нравлюсь?
— Ну, иногда, немножко, — осторожно сказала она. — Когда вы не ведете себя как подонок.