Мадам будет в красном

Сегодня была очередь Зябликова, но в бюро МСЭК он не появился. Стас был вынужден бросить все свои дела, поскольку на выдачу справок о признании их родственников недееспособными сегодня было записано восемь человек. Не заставлять же людей ждать. Получение инвалидности и так процесс не быстрый, а уж затягивать его по причине халатности врача и вообще никуда не годится.

Освободился он только к двум часам дня и в весьма мрачном расположении духа сразу же вернулся в областную психиатрическую лечебницу. Даже не пообедав, потому что обедать было решительно некогда.

Во дворе больницы стояла полицейская машина, и это могло означать только одно – ему предстоит новая работа, теперь уже в качестве эксперта в области судебной психиатрии. Он даже застонал легонько: у него и своей работы «вагон и маленькая тележка», плюс еще чуть-чуть, а тут незапланированный выезд.

В кармане зазвонил телефон, Крушельницкий глянул на экран и улыбнулся. Звонила Липа. Это случалось нечасто – когда она выступала инициатором разговоров. Обычно звонил первым он, поэтому сейчас с легким трепетом нажал на зеленую кнопку, предвкушая, как услышит ее голос.

– Привет, – тепло сказал он, вызывая в памяти образ Олимпиады Бердниковой. Олимпиада виделась ему высокой, довольно крепко сложенной, с тяжелым узлом светлых волос, уложенных на затылке, и в обязательной белой врачебной шапочке.

С точки зрения Стаса, она была очень красивой, и портил ее только отблеск внутренней боли, запрятанный в глубине глаз. Очень далеко – и не разберешь, если не знаешь, но Стас Крушельницкий знал.

– Стас, ты скоро вернешься? – Голос ее звучал вроде бы совершенно как обычно, но Стас расслышал внутреннее напряжение. Липа была взволнована.

– Я вернулся уже. Во дворе стою, – ответил он. – У тебя что-то случилось?

– У нас у всех случилось, – непонятно ответила она, – иди сразу к главному врачу. Мы тут.

– Мы – это кто? – уточнил Стас. – Ты не волнуйся, я уже иду.

– Мы – это заведующие отделениями. Только тебя не хватает.

Входя в основное здание лечебницы и взбегая по лестнице на второй этаж, где находились кабинеты начальства, Крушельницкий уже понимал: случилось что-то серьезное. Черт, вдруг сбежал кто-то… Прикидывая последствия возможного побега, он даже зажмурился и затряс головой. С год назад из отделения для буйных умудрились выбраться два пациента. Новость попала в СМИ, два дня город трясло, как в лихорадке, а поймали беглецов таки с топорами в руках. Скандал случился знатный, чуть не стоивший главврачу места. Крушельницкий начальнику сочувствовал: главный врач был отличным специалистом, да и мужиком неплохим, и его вины в случившемся не было.

Стас стрелой взлетел на второй этаж, по пути стягивая куртку, ворвался в приемную, где кое-как приладил куртку на вешалку и коротко кивнул секретарше Верочке. Верочка на неженатого Крушельницкого всегда смотрела с изрядной долей лукавства, но он не обращал внимания. Что еще за ерунда, право слово.

В кабинете главного врача собрались почти все заведующие. Почти, потому что отделений, за исключением приемного покоя, в психиатрической больнице было пятнадцать, а руководителей присутствовало тринадцать. Не хватало только заведующей детским отделением (хотя она, как было известно Стасу, находилась в отпуске) и того самого Игоря Зябликова, на которого Крушельницкий так сильно злился с утра, числившегося заведующим общепсихиатрическим мужским отделением номер 1.

В кабинете, помимо главного врача, находились двое незнакомых мужчин в штатском. Однако легко можно было догадаться, что именно они приехали на том самом полицейском автомобиле, стоявшем во дворе. Стас тихонько подобрался поближе к стоящей у окна Липе, взял ее за руку, прошептал на ухо:

– Что случилось?

– Игорь погиб, – так же тихо ответила Липа. Глаза ее странно блестели. Наверное, от слез, хотя Стас не был полностью в этом уверен.

– Игорь? – Крушельницкий все еще не понимал, хотя сознание подавало отчаянные сигналы, пытаясь пробиться через возведенные оградительные стены. В непонимании всегда есть свои прелести.

– Игорь. Зябликов. Его нашли в лесу за городом. Кто-то привязал его к дереву и обливал водой до тех пор, пока он не замерз. Его убили, Стас.

Крушельницкому внезапно стало холодно. Так холодно, что просто зуб на зуб не попадал. Его затрясло в сильнейшем ознобе, хотя в больнице хорошо топили, да и людей собралось немало. Липа тихонько высвободила свою руку из его ледяных пальцев.

Приехавшие полицейские тем временем продолжили опрос коллег погибшего.

– Он жил один? – спросил первый штатский, повыше и постарше. – У него была семья?

– Игорь Павлович был в разводе, – ответила высокая полная женщина, возглавляющая соматогериартрическое отделение. – Причем давно. Родители у него умерли, он жил один.

– Тогда понятно, почему его не сразу хватились, – мрачно сказал второй полицейский, моложе и не такой суровый, чем-то даже похожий на нахохлившегося воробья. – А почему никто не отреагировал, когда Зябликов сегодня не вышел на работу?