Мадам Гали -2. Операция «Посейдон»

Кнут одновременно и радовался, что взял Руна в дело, и жалел об этом. Да, этот юноша был отличной «подстраховкой»: взял на себя опасную роль «курьера», перевозящего через границу «Посейдон». Вывел на дипломата, надежно спрятал документацию – да так, что и сам «сторож» даже не догадывается, какой опасный клад будет держать в своем сейфе. Да и просто, как-то спокойнее, что он не один. Рядом товарищ, понимающий его с полуслова.

Но… бесшабашность Руна могла поставить под смертельный удар деликатное дело, приведшее их в Москву. По своему жизненному опыту Скоглунд знал, что трусость бывает разных видов. Сам он считал себя трусом «глубинным»: ему удавалось загонять куда-то свой страх, а внешне сохранять невозмутимый вид и даже совершать смелые поступки. Руна он тоже считал трусом, его трусость была на поверхности. Решившись на рискованное предприятие, Рун чувствовал и вел себя, как мальчишка, ввязавшийся в опасную, запрещенную родителями игру, не думая о возможных тяжелых последствиях.

«Да где его носит, черт подери? Он что, утонул в ванне?» – раздраженно процедил сквозь зубы Кнут, но тут же подумал, что это отнюдь не худшая неприятность, в которую беззаботный Рун может влипнуть и втянуть его самого. «Еще не хватало, чтобы он здесь вздумал «отрываться». Пора бы промыть мальчишке мозги»… Кнут вышел и постучал в дверь соседнего номера, где разместился приятель. Тишина… «Ну, куда его еще могло понести? Мы же договорились… – с раздражением подумал Кнут. – Но ничего не поделаешь, придется его терпеть».

С этими невеселыми мыслями Кнут спустился на лифте вниз, где и обнаружил Руна, мило беседовавшего с неким смуглым красавцем в дальнем углу холла. Даже у самого неискушенного стороннего наблюдателя не возникло бы сомнений в ориентации сего прекрасного юноши: взгляд карих глаз – с томной поволокой, черные, живописно уложенные кудри обрамляют смазливое личико…

Подойдя, Скоглунд с такой силой сжал локоть Руна, что тот чуть не вскрикнул.

– Ты что?! Мне больно! Ты мне посадил синяк, – обиженно заныл Рун. – Что я такого сделал?

– Какого… тебя понесло вниз? – прошипел Кнут. – Ведь я ждал тебя в номере! Мы же договорились!

– Может быть, ты ревнуешь? – съехидничал Рун.

– Идиот, – выругался Кнут, прибавив еще парочку самых крепких норвежских выражений.

– Но что я такого сделал, Кнут? – Рун все еще не понимал причину такой вспышки. – Извини, что задержал тебя, но… Ты знаешь, когда мы получали ключи на reception, он на меня так посмотрел, что у меня голова закружилась… Дима пригласил меня в знаменитые московские бани – Сандуновские, кажется!

– Я тебе покажу сейчас такие бани, что тебе и без них жарко станет. Я тебя взял в Москву для дела, а не для развлечений. А что если о твоих проделках узнает русская полиция? У них очень строгие законы о гомосексуализме. Захотел в тюрьму, в Сибирь?

– Русская полиция? – Рун деланно рассмеялся. – Я – гражданин европейского государства. Сам подумай, решится ли кто-либо посадить родственника, пусть и дальнего, королевы за то, что у него на родине и преступлением-то не считается?

– Ты что, родственник английской королевы? Или племянник президента США? – съязвил Кнут. – Не преувеличивай свою значимость, Рун. Но и не преуменьшай. Мы сюда не развлекаться приехали. За нами уже в аэропорту наблюдали десятки глаз, хоть мы их и не видели. Ты уверен, что этого черноокого красавца тебе не подставили? В Сибирь тебя, конечно, не пошлют, но пару дней в камере полицейского участка подержать могут и немедленно сообщат в наше посольство.

– И что? Это будет очень интересный опыт…

Новый знакомый Руна, чувствуя по интонациям, что обстановка накаляется, решил потихоньку улизнуть. Рун проводил его долгим взглядом.

– Да, это будет очень интересный опыт, – продолжал Кнут «разъяснительную беседу». Он стремился припугнуть Руна, чтобы приятель держал себя в рамках во время их визита в Москву. – Ты знаешь, как относятся к геям представители русского «дна»? В тюрьме ты будешь парией, обреченным на унижения, издевательства… Представь себе, что тебя посадят в камеру человек на десять, и каждый вечер тебя будет насиловать десяток убийц, воров, садистов… Уродливых, беззубых, сифилитиков.

– Кнут… Ты… ты… хочешь меня запугать… – заикающимся голосом выдавил побледневший Рун. – Успокойся, я буду очень осторожен.

– Да, мальчик мой. Ты будешь очень осторожен, – процедил Кнут, – а то мне придется самому оторвать тебе яйца прежде, чем до тебя доберется полиция и КГБ!

– Да что ты взъелся? – взвизгнул Рун. – Ведь ничего еще не произошло. Хватит, давай оставим это… Пойдем лучше ужинать.

– Еще один шаг без моего ведома, и ты возвращаешься домой, – резюмировал Кнут, отпуская, наконец, руку Руна.

Ужин прошел в напряженном молчании. Рун время от времени украдкой вертел головой, как будто выискивая кого-то. «Да, горбатого могила исправит… Черт меня дернул с ним связаться, – раздосадованно, но уже беззлобно подумал Кнут, – но я ему не дам влипнуть в историю!»