– Согласен. Пожалуйста, заверни Его… Спасибо тебе, Игорь.
– Тебе спасибо, Торвальд. Я заверну икону прямо сейчас: еще насмотришься. А то, боюсь, пред Его ликом вечер пройдет слишком добродетельно…
– А я хорошо подготовилась к сегодняшнему вечеру, – раздался ясный, чистый голос. Не слишком низкий и не слишком высокий, чувственный. Пока мужчины были заняты иконой, Гали «пряталась», не желая соперничать с произведением искусства, не будучи уверенной, что страсть коллекционера в Йоргенсене уступит чарам красивой женщины. Но теперь, когда лик «Спаса» исчез под холстиной, Гали отложила альбом.
– Это «Мартель» двадцатилетней выдержки, – Гали поставила на стол бутылку: сквозь стекло просвечивало ее темно-янтарное содержимое.
Йоргенсен обернулся к Гали. Хмельницкий разразился какой-то хвалебной речью в честь нее и ее приношения, но Торвальд не расслышал ни слова из речи приятеля. Он просто смотрел на женщину, как минуту назад смотрел на икону. Гали… парижанка в Москве, русская в Париже: Йоргенсен вдруг отчетливо вспомнил фразу, которую несколько минут назад, в предвкушении встречи с долгожданной иконой пропустил мимо ушей. Очарованность – вот состояние, которое охватило его. Как и всех, впервые видевших эту женщину. Темно-каштановые волосы собраны на затылке: даже в этой строгой прическе видно, какие они густые, мягкие и тяжелые. У левого виска вьется как бы случайно выбившаяся из прически озорная прядка. Высокий лоб, крупные, но не вульгарно пухлые, а четко очерченные губы… И глаза – если бы не они, женщина напоминала бы картину или статую, слишком прекрасную, слишком совершенную и лишенную жизни, чтобы волновать. Глаза под темными изогнутыми бровями светились необычным светом, как глубокое горное озеро непроглядно-темной ночью…
Гали не слушала Хмельницкого – она спокойно, открыто смотрела на Йоргенсена, терпеливо дожидаясь, пока словесный поток Игоря иссякнет.
– Я вижу, вас очень впечатлила икона, господин Йоргенсен… Я могу называть вас Торвальд?
– Конечно, я буду рад слышать свое имя из столь прекрасных уст, – даже самые витиеватые комплименты, адресованные Гали, не казались напыщенным преувеличением.
– Я пришла сюда пораньше, только чтобы взглянуть на «Спаса». Торвальд, я ведь тоже за ним охотилась и час назад пыталась увести у вас этот образ. Сулила Игорю золотые горы, готова была чуть ли не обанкротиться, но он непреклонен!
– Игорь смог отказать вам, Гали? Уж не заболел ли он?
– Игорь – настоящий друг, – продолжала Гали, – и его непреклонность спасла вас от разочарования, а меня – от разорения. Так что нам обоим остается только достойно отметить наше чудесное спасение…
Йоргенсен уже вышел из состояния, в которое повергает нормального мужчину столь неожиданное столкновение с совершенством. Он украдкой скользил взглядом по ее фигуре. Светло-палевый облегающий костюм, состоящий из приталенного жакета с обшлагами «ласточкины крылья» и узкой юбки до середины икр, не скрывал очертаний ее тела. Высокая, изящная – но отнюдь не худая. Узкими можно было назвать только ее запястья, щиколотки и талию. Эта женщина словно была создана фантазией кинопродюсера.
К ним приблизился Хмельницкий с двумя бокалами янтарного напитка.
Когда стрелка тяжелых напольных часов остановилась на цифре пять, Самуил Бронштейн закрыл форточку и задернул тяжелые плюшевые портьеры. Окно выходило на Баррикадную, которая наполняла гостиную шумом и пылью. Бронштейн любил тишину, а уж сейчас, когда он участвовал в операции, он особенно в ней нуждался. В ожидании гостей он старался найти себе какое-нибудь дело и стал готовить бутерброды на кухне.
В этот день Бронштейн был как никогда собран: ему предстояло организовать встречу Скоглунда с «настоящим специалистом» и попытаться задержать норвежца часа на два – три. Раздался звонок в дверь. Посмотрев в глазок, Самуил неторопливо впустил нового гостя.
– Лукьянченко Николай Антонович, – представился посетитель, среднего роста, коренастый и крепко сбитый человек.
– Самуил Моисеевич Бронштейн. Здравствуйте.
– Здравствуйте, Самуил Моисеевич, – мужчины пожали друг другу руки.
Рукопожатие гостя было крепким и энергичным, осанка – прямой, движения – мягкими, точными, лаконичными. Манера этого человека держаться с незнакомыми людьми, как будто он знает их уже много лет, снимала естественное напряжение в начале знакомства.
Скоглунду обещали встречу с «настоящим специалистом» и обещание сдержали. Лукьянченко был доктором технических наук из секретного научно-исследовательского института Министерства обороны. Он много лет занимался техническими системами противолодочной защиты. Направление работы Лукьянченко не подлежало обсуждению в широких академических кругах. Сегодня ему предстоял разговор, по понятным причинам тяжелый: Лукьянченко получил задание под угрозой задержки очередного звания найти максимальное количество изъянов и недостатков в системе «Посейдон». И ткнуть в них норвежца носом.
– Чай? Кофе?
– Чайку, пожалуйста. Сахара – одну чайную ложку.