Мадам Гали -2. Операция «Посейдон»

– Это Гали постаралась для нас, – отметил Хмельницкий. – Твои заслуги перед нашим маленьким сообществом, дорогая, поистине неоценимы!

«Игорек, – Гали уже начинала раздражаться, – сегодня невыносим. Мешает Йоргенсену за мной ухаживать. Тот распускает свой павлиний дипломатический хвост, а Игорь его постоянно перебивает своими дурацкими комплиментами. Даже бессловесная девочка-натурщица, Валя, начала обижаться. Еще лет пятнадцать назад она считалась бы эталоном красоты и для академиков, и для сантехников. В девятнадцатом веке ей бы вообще цены не было. А теперь все, кроме художников, считают ее «толстушкой», да и художники питают к ней исключительно профессиональный интерес. Они набивают руку на мясистых натурщицах, чтобы потом «самовыражаться» через квадраты, разноцветные каракули и еще Бог знает что…»

Гали сняла жакет, небрежно бросив его на свободный стул. Она осталась в узком темно-зеленом топе с глубоким декольте. Ее плечи были настолько совершенны, что Игорь смотрел на них скорее не глазами мужчины, а глазами художника, охотника за совершенством форм. А взгляд Йоргенсена утонул в глубокой ложбинке между грудей.

– Торвальд, вы рассказывали что-то интересное про московские улицы. И про точку абсолютного покоя в центре циклона…

– Ах, да, Гали. Старая Москва – это точка абсолютного покоя, прежде всего. Русские считают главной достопримечательностью своей столицы Красную площадь. Да, эта площадь прекрасна, величественна. Да, она поражает. Но она… как застывший отпечаток прошлого, она неживая. Ею можно восхищаться, как восхищаются археологи, раскопав в вечной мерзлоте хорошо сохранившийся труп мамонта. Она предсказуема: каждый иностранец именно таким представляет сердце «Третьего Рима». А вот эти узкие горбатые переулки, эти тихие дворы… Они наполнены живой энергией жизни: плачем и смехом детей, играющих в песочницах, звуками шумных свадеб, скандалами подвыпивших соседей и похоронной музыкой, наконец. В маленьком московском дворике, окруженном со всех сторон невзрачными домами-хрущобами, за один день ты можешь проследить, если повезет, всю жизнь человека от рождения и до смерти. Sic transit Gloria mundi [7] . To же самое можно сказать и о нравах: такая мягкость, ласковость, такое патриархальное радушие. Трудно представить, что народ с такой традиционной психологией решился на самый грандиозный в истории эксперимент…

На протяжении всего монолога Йоргенсена Гали смотрела ему в глаза. Какой мужчина, будь то застенчивый интеллигент или напористый мачо, устоит перед таким взглядом? Ее миндалевидные глаза были одновременно печальными и озорными, ироничными и восторженными, отталкивающими и зовущими.

Однажды в ресторане Дома журналистов компанией отмечали день рождения Бутмана. За соседним столиком в угрюмом одиночестве сидел [8] знаменитый медиум-экстрасенс. Воспользовавшись моментом, когда около Гали никого не было, он подошел к ней и сходу предложил работать с ним в паре.

– Но я же ничего не умею и никогда этим не занималась, – растерянно ответила она.

– В этом ваше огромное преимущество перед всеми остальными. У вас удивительные глаза и завораживающий взгляд. Вы этого не можете знать, потому что не видите себя со стороны. Сейчас я долго наблюдал за мужчинами, которые кто открыто, а кто украдкой смотрели на вас. Большинство из них впадали в трансовое состояние. Такой гипнотический эффект, как вы знаете, вызывает у человека живой огонь костра, если на него долго смотреть. Бросайте своего старика, через год я сделаю вас знаменитой и богатой. А может быть…

У Гали чуть не сорвалось с языка: «Да, я согласна», но она сдержалась и ответила: «Я пока еще не верю, что у вас это получится. Но вы меня заинтриговали».