Мадам Икс (ЛП)

Мои лёгкие болят, у меня кружится голова, и я понимаю, что забываю дышать. Я моргаю и делаю вдох. Из-за чего эти мучительные эмоции? Из-за понимания, что где-то в мире есть мои неназванные и неизвестные предки? Я чувствую слабость.

«Я решил, что сегодня должен быть твой день рождения».

Ещё один факт, который вроде бы наделён смыслом, но и совершенно лишён его. День рождения?

Девочка с тёмными волосами идёт по противоположной стороне улицы, держась за мамину руку. Слишком далеко, чтобы увидеть что-нибудь ещё. Они знают о своем происхождении. Знают свои семьи. Прошлое. Можно держать маму за руку. Дочерям поют сладкие песни. Возможно, их ждёт папа и муж.

— Икс?

Три буквы, произнесённые так, как человек с более слабым голосом прошептал бы.

— Калеб, — это всё, что мне удаётся ответить.

— Всё в порядке?

— Наверное, — я пожимаю плечами.

— Что означает «нет», я полагаю, — тёплая ладонь ложится на мою талию, прямо над изгибом бёдер. — Что не так?

— Почему?

— Что почему?

— Почему мою ДНК анализировали? Почему, скажи мне? Зачем давать мне произвольный день рождения? Зачем приводить меня сюда на ужин? Почему сейчас?

— Это должно было быть...

— Теперь ты дашь мне испанское имя?

Удручающая тишина. Я перебила, сказав вне очереди. В суровых и криминальных романах кто-то сказал бы «люди погибают за меньшее», и с человеком, стоящим позади меня, это может быть правдой. Это кажется возможным; я смотрю вниз на руку на своей талии. Он выглядит способным к насилию, к обеспечению смерти.

— Твоё имя Мадам Икс, — резкий грохот раздаётся у меня в ушах. — Разве ты не помнишь?

— Конечно, помню.

Как можно забыть, когда у человека всего шесть лет воспоминаний, и каждое из них прозрачное, как хрусталь.

— Я привёз тебя в Музей современного искусства на следующий день после того, как тебя выписали из больницы. Весь музей был в твоём распоряжении, а ты всё время провела перед двумя картинами.

— Ван Гог «Звездная ночь», — говорю я.

— И портрет Джона Сингера Сарджента «Мадам Икс», — другая рука прикасается к моему бедру. Он притягивает меня назад, прижимая к твёрдой груди. — Я не знал, как тебя называть. Перепробовал все имена, которые мог придумать, а ты просто качала головой. Ты не отзывалась. Не могла, я думаю. Пришлось катать тебя в коляске, помнишь? Ты тогда ещё не научилась заново ходить. Но указала на картину Сарджента. Так что я остановился, а ты просто смотрела и смотрела на неё.

— Я смотрела на выражение её лица. Оно видится пустым на первый взгляд. Она стоит в профиль, и кажется трудным сказать, о чём думает. Но если присмотреться, можно увидеть что-то ещё. Под поверхностью. И изгиб её руки. Он выглядит сильным. Она такая нежная, но... эта рука, касающаяся стола... сильная. Я чувствовала себя слабой, такой беспомощной. Поэтому увидеть такую изящную и в тоже время сильную женщину... Это просто... как будто она говорила со мной. Успокаивала меня. Обнадёживала, что я тоже могу быть сильной.

— Ты такая и есть.

— Иногда.

— Когда это необходимо.

— Но не сейчас.

— Почему? — дыхание с примесью вина слетает с его губ на моё ухо.

— Так много нужно переосмыслить. Я не знаю, что думать, Калеб.

— Ты разберёшься, — зубы прикусывают мою мочку уха. Я дрожу, наклоняя голову, закрываю глаза и ненавижу свою слабость, свою непроизвольную химическую реакцию. — Пойдём. Ещё один сюрприз ждёт тебя в твоей комнате.

Я вовсе не была уверена, что внутри у меня ещё осталось место для сюрприза, но позволяю увести себя от окна с завораживающим видом на город. К лифту. Ключ, появившийся из кармана брюк, переключает указатель на цифру тринадцать. Спуск в полной тишине, в которой моё сердцебиение, безусловно, слышно.

Войдя в гостиную, первое, что я замечаю — мои книги стоят на полке. Сердце запрыгало от надежды, я поворачиваюсь и вижу, что моя библиотека открыта. Мне разрешают покинуть сильные объятия и побродить по моей библиотеке. Провожу руками по корешкам моих дорогих друзей, моих книг. Мой взгляд падает на названия: "Кузница Бога", "Шерсть", "Я знаю, почему поёт птица в клетке", "Лолита", "Дыхание, зрение, память", "Краткая история времени", "Влияние: Наука и практика", "Американские боги"... куда бы я ни посмотрела, везде стоят книги, которые научили меня чему-то бесценному. Я могу расплакаться от радости, что мою библиотеку вернули обратно.

Поворачиваюсь и позволяю появиться слезам — эмоции благодарности.

— Спасибо, Калеб.

Каким-то образом расстояние между дверным проёмом и центром комнаты преодолевается незримо, молча, и его большой палец стирает влагу на моей щеке.

— Я думаю, ты выучила свой урок, не так ли?

— Да, Калеб.