Мадам Икс (ЛП)

— Как насчёт того, чтобы поделиться какой-то и впрямь... личной информацией? Ты ведь видишь, что я не лгу. Просто хочу знать. Я не стану осуждать тебя или... не знаю, ещё что-то. Мне просто необходимо знать.

— Что именно такого личного ты хочешь знать? — не могу не спросить я.

Пауза, Джино приносит ещё одно блюдо, что-то вроде лазаньи, широкие рулеты макарон в листах, фаршированные рикоттой и измельченной колбасой, облитые маринарой.

— Ты видела картину? — спрашивает Логан.

— «Звёздная ночь», — говорю я, — да, видела. Я спрашивала о ней.

— Знаешь, Ван Гог продал всего лишь пару картин за всю свою жизнь, и эта была одна из них. Но эта конкретная версия «Звёздной ночи» была фактически одной из десятков похожих. Он создал их в убежище во Франции. То, что мы теперь называем психиатрической больницей. Это был сумасшедший дом для богатых. У него была хроническая депрессия, он страдал психическим срывами. Отрезал себе ухо или какую-то его часть. Он сам приехал туда, в Сен-Поль-де-Мозоль. В его распоряжении было целое крыло, и он сидел в этой комнате, которую превратил в студию, и рисовал этот пейзаж снова и снова. Использовал различные перспективы, пытаясь применять разные методы.

День и ночь, взаперти, вдалеке от всех. Есть ещё одна, называется «Звездная ночь над Роной». Как бы там ни было, он просто рисовал вид из той комнаты снова и снова. Но тот, копии которого у нас есть, это нечто особенное. Он был очень тревожным человеком, Ван Гог, и эта картина, я думаю, что она просто... на ней изображено то, что мне импонирует. Эта сделка пошла не так... Я оказался в тюрьме. Не хочу вдаваться в подробности, но они выводили нас во двор днём, чтобы мы могли заняться спортом и всей стереотипной фигнёй. Со двора открывался вид на холм вдалеке, на котором было несколько деревьев и к ним со всех сторон прилетали птицы. Я вижу это сейчас, трава уходит вдаль с жёлтыми одуванчиками то здесь, то там. Затем холм и деревья. Я не знаю, какого рода, дубы, могут быть? C толстыми, огромными, массивно раскинутыми ветвями. Я стоял там, во дворе на сумасшедшей чертовой жаре и смотрел на эти деревья и тени, которые они бросали, мечтая о том, чтобы быть там на холме в тени. Это была сцена, которую я смог бы нарисовать по памяти даже сейчас, если бы умел. И «Звёздная ночь», это... есть некий смысл в расстоянии, умиротворение, я не знаю, мне сложно выразить это словами. Но это просто напоминает мне о том, как я себя чувствовал каждый день, глядя на этот холм

— Для меня это вид на город из моего окна, из моей квартиры. Мне трудно выйти на улицу. Ты это видел. Прогуливаясь здесь, я впервые поняла, что не чувствовала никакой панической атаки. Но, наблюдая за людьми и автомобилями, казалось, что все так легко идут по жизни, это просто... иногда мне хотелось чего-то такого простого. Но потом... я выхожу на улицу и шум, и люди, всё такое большое, всего так много... — я закрываю глаза, пытаясь найти смысл в моих собственных мыслях. — «Звёздная ночь» для меня значит, что ничто не имеет значения. Звёзды будут сиять и они озарят мир, независимо от того, кто ты, или, в моём случае, кем ты не являешься. Я имею в виду, я проснулась и была никем. Но город продолжает жить. Это и утешительно, и страшно, в зависимости от моего настроения. Но звёзды будут сиять, для Ван Гога, и там будут соборы и кипарисы, и там будет что-то прекрасное, независимо от того, что творится внутри меня. Я не знаю, как придать этому смысл. Как ты сказал, трудно выразить словами.

— Нет, я понял.

Его руки тянутся к моим, и в этот момент что-то происходит между нами. Понимание. Оно расплывчатое, но настоящее.

Время опять даёт о себе знать, я не могу вернуться к тому моменту опять, не важно, насколько сильно я этого хочу.

Что-то изменилось.

Быть здесь, с Логаном, вот так... это слишком легко. Слишком просто. Слишком реально. Я хочу наслаждаться этим, вином и едой, и невероятно красивым человеком, который, кажется, хочет меня узнать, но я не могу. Он хочет знать о Калебе, и как мне это объяснить?

Как я могу объяснить, что Калеб даже сейчас является частью меня? Даже сейчас, говорить о Калебе, похоже на... кощунство. Как предательство. Словно говоря словами, интерес, который возник между Калебом и мной, заключался бы в том, чтобы выставить не таким важным, чтобы обнажить то, что не должно быть раскрыто. Не секреты, просто... личные дела.

Нельзя быть более голым, более обнажённым, более уязвимым, чем быть обезличеным, чтобы быть обманутым всей личностью, быть совершенно неопознанным, без души.

Быть никем.

Калеб сделал из меня человека. И этот человек сделан и соткан вокруг человека, который является Калебом.

— Икс, — голос Логана тихий, но резкий.

— Да, прости, — я пытаюсь улыбнуться.

— Я тебя потерял?

Я могу только смотреть на него, ему в глаза.

— Мы можем... можем уйти, Логан? Это всё... прекрасно. Может ты не понимаешь, но… это слишком прекрасно. Слишком.

Он вздыхает, и издаёт грустный звук.