Мадам Икс

— Малыш, ты понятия не имеешь, о чём говоришь. Мои друзья и я? Мы просто пешки на шахматной доске. Икс? Она королева. А ты? Тебя на этой доске и близко нет. Твой драгоценный папаша? Он был бы в данных шахматах конём. Возможно, — Лэн лезет в карман пиджака, достаёт копию контракта. — А это юридически обязательный документ, подписанный тобой и твоим папой. Там до хрена вещей, написанных мелким шрифтом, сынок. Ты же знаешь, о чём говорит мелкий шрифт? О том, что я и мои друзья собираемся выбить хныкающее дерьмо из твоего хилого ничтожного тела, потом ты покажешь свою маленькую игровую комнату, а после мы потащим тебя в ближайший полицейский участок. А затем... затем наш босс отсудит у твоего отца каждый доллар и каждую акцию, и нет ничего, что может этому помешать. Уловил... сынок?

Дрожишь. Тебе хочется блефовать и кидаться пустыми угрозами. Тебя никогда не запугивали и не угрожали раньше. Я сомневаюсь, что ты когда-либо даже чувствовал боль. Бледная мелкая мразь. Но глаза Лэна серо-стального цвета и ассоциируются с лезвием и металлом. Они не просто холодные как лёд, как зима. Глаза Лэна? Они бездонные, пустые. В них глубокий, космический холод. Ноль по Кельвину. Они не безжизненные, так как источают опасность. Как у леопарда, который преследует добычу.

Лэн поглядывает на меня:

— Мы уберём его отсюда, Мэм.

Я воспринимаю это как сигнал, захожу внутрь. Закрываю дверь. Но не могу устоять и прикладываю ухо к двери. Раздаются звуки, которые переворачивают всё внутри меня. Глухие удары, хлопки, хруст костей. Звуки постепенно становятся... хлюпающими.

Вздрагиваю и отхожу от двери.

В конце концов, слышу, как закрылись двери лифта, и я снова одна. Сорок семь минут до моего следующего клиента.

Мои руки дрожат, пока я делаю себе кружку чая. Эрл Грей и чуть-чуть молока. К тому времени, как я его допиваю, лифт снова даёт о себе знать, и моя дверь открывается.

Мужчина, который входит в мою квартиру — это не клиент.

***

Ярость сделала твои и без того тёмные глаза ещё темнее. Веки сузились до щёлочек. Грудь поднимается и опадает, а пальцы сжались в кулаки.

— Ты в порядке, Икс? — его голос, как гром, как грохот на горизонте.

Я пожимаю плечами.

— Это было... неприятно, но я справлюсь, — мой голос ровный, но хриплый от удушья.

Положив свои руки мне на плечи, он нежно, но крепко держит меня на месте. Глаза разглядывают моё лицо. Взгляд скользнул к горлу.

— Он оставил на тебе синяки.

Я касаюсь горла там, где Уильям схватил меня. Ощущения болезненные. Осторожно освободившись от рук на плечах, я повернулась к зеркалу на стене, которое висит над небольшим столиком. Моя кожа тёмная, цвета карамели, может быть, даже на тон или два темнее. Я не так легкоранима, но на горле остались синяки от пальцев. Мои глаза покрасневшие, а голос хриплый и скрипучий.

Он стоит у меня за спиной, горячий, огромный и злой.

— Этому маленькому засранцу повезло, что Лэн добрался до него раньше меня.

Это заставляет меня содрогнуться, потому что я уверена — Уильям уже никогда не будет таким симпатичным, как раньше. Не будет таким... здоровым.

— Я в порядке.

— Он причинил мне материальный ущерб. Ты не можешь работать до конца дня, как минимум. Может даже больше. Нельзя работать с клиентами с синяками на горле.

Я-то думала, он беспокоится обо мне. Пришлось отодвинуть от себя узел горечи.

— Лэн проверил записи? — спрашиваю я.

— Почему тебя это волнует?

— Я слышала, что он говорил своему другу. Его нужно остановить.

— Заявление было подано. Полиция этим занимается.

Это не ответ, но я знаю, что это лучше, чем ожидать подтверждения камер и микрофонов.

Знаю, что они есть, но никто не готов сказать об этом прямо. Это какая-то тайна, как будто я не понимаю, что за каждым моим шагом, словом, ведётся наблюдение и прослушка. Это для моей собственной защиты, я понимаю. Сегодняшние события вполне это доказывают. Но иногда это давит тяжёлым грузом. Не хочется быть выставленной на показ.

— Я смогу работать завтра, — сказала я.

— Доктор Горовиц приедет позже, чтобы осмотреть тебя. И полегче сегодня со всем остальным, ладно? — он вдыхает аромат моих волос около уха. Вдох, выдох. Медленно, намеренно, с очень лёгким колебанием на выдохе. —Я рад, что ты в порядке, Икс. Никто не посмеет поднять на тебя руку снова. С этого момента клиенты будут более тщательно проверены. Этого не должно было произойти. Если бы ты серьёзно пострадала, не знаю, что бы я делал.

— Нашёл бы другую Мадам Икс, наверное, — опрометчиво произнесла я.

Вот глупая. Тупая.

— Никогда не будет другой Мадам Икс. Нет больше такой, как ты. Ты особенная, — этот голос, эти слова, такие тихие, но с мощными эмоциями, и я не знаю, как на них реагировать. — Ты моя, Икс.

— Я знаю, Калеб.

Я едва могу говорить и не смею взглянуть в зеркало, только чтобы не увидеть в нём такую уязвимость, такую странную и неземную страсть.