— Эти засранцы? Они мне не друзья. Просто какие-то долбо*бы, которых я знаю. Такие, каким и я был раньше. Богатые, эгоистичные, высокомерные и абсолютно бесполезные. Ни один из них никогда и дня не проработал за всю свою жизнь. А эти сучки, что висят у них на руках? Точно такие же. Богатые, которые не делают ничего, кроме как ходят по магазинам на Пятой авеню, ставят уколы ботокса, нюхают кокс и ездят на нескончаемые каникулы в Хэмптон или грёбанные острова Тёркс и Кайкос, и всё это на деньги родителей. Ни один из них никогда не делал ничего сам. И я был точно таким же, как они.
— А сейчас?
— Я всегда хотел пойти по стопам отца. Я хотел
— Поэтому это звучит так, как будто они никогда на самом деле тебе не нравились?
— Я вёл себя, как они. Как избалованный мудак. Я никогда не был беден. Я делаю, что хочу и когда хочу. Да, я сам зарабатываю, но я всё равно относился к женщинам, как к пустому месту. Использовал одну за другой только ради удовольствия. Считал всех вокруг меня дерьмом.
— Что изменилось? — мне очень любопытно.
— Ты, — ты не смотришь на меня, когда говоришь это.
Моё сердце сжимается. Переворачивается.
— Я? Джонатан, я сделала только то, за что мне заплатили.
— Я
— Ты имеешь значение, Джонатан, — я осмеливаюсь на ещё один глоток, один длинный глоток, который сразу мчится к моему мозгу. — И
— Только друзья, — это не вопрос, но чувствуется слабая, расплывчатая, мальчишеская надежда.
Мне больно разбивать твои ожидания.
— Да, Джонатан. Только друзья. Это всё, что возможно между нами.
— Почему? — ты поворачиваешься лицом ко мне.
Я стою спиной к бару, держа фужер обеими руками и наблюдая за гостями.
— Я не могу ответить на это, Джонатан. Это просто...
— Разве ты не можешь всё изменить?
— Нет. Я не могу, — выдыхаю я.
— А хочешь?
Я чувствую твоё дыхание около своего уха. Ты находишься слишком близко. Очень близко. Я ненавижу, когда ты делаешь это. Ты мой друг, Джонатан. И это слишком для меня, но ты не замечаешь.
Я хотела бы показать тебе, что наша дружба значит для меня. Но я не знаю как.
— Всем плевать, даже если и хочу, — я произношу это шёпотом, потому что не должна так говорить. Но я поступаю опрометчиво.
Томас достаточно далеко, он не может подслушать наш разговор. Но телохранитель всё ещё заставляет меня нервничать. Он здесь для моей безопасности, и, чтобы удержать меня. Мне интересно, что он сделает, если я попробую уйти, здесь и сейчас. Вернёт меня, наверное. Но... куда бы я пошла? Мир — это дорогое место.
И опасное.
— Почему, Икс? Почему плевать? — твой голос так близко, что я чувствую вибрации.
Что-то щёлкает внутри меня.
—
Я допиваю оставшееся шампанское, а это не много и не мало — половина бокала, проглатываю его, ощущая, как оно обжигает моё горло, мчась вниз, и тяжело оседает в животе.
Я бегу. Сквозь толпу к маленькой незаметной двери, за которой находится уборная. Томас позади меня, молча следует на расстоянии.
Я открываю дверь ближайшей уборной, лёгкие в ступоре, глаза горят, грудь болит, сердце сильно колотится, всё передо мной словно в тумане. С грохотом закрываю дверь кабинки. Прислонившись спиной к холодному металлу двери, борюсь за спокойствие. За дыхание.