Читаем Мадам Хаят полностью

— Приходила полиция с обыском и забрала двоих парней с нижнего этажа, — сказал он.

— За что?

— Они поделились публикацией в соцсети.

— Это преступление?

Услышав мой вопрос, молодой человек, которого все называли Поэтом, встал и сердито процедил сквозь зубы:

— Шутить о правительстве теперь преступление. Больше не до шуток.

— Ты серьезно? — спросил я.

— Они — серьезно, — сказал он.

У нас было ощущение, что мы стоим на ладони великана, который может сжать кулак и раздавить нас, когда захочет. Мы вдруг поняли, что любого из нас можно обвинить в том, что мы делали всегда и продолжаем делать, что нас могут забрать утром за шутку, за одно слово. Все были напуганы необъятностью возникшей угрозы. Мы молча разбрелись кто куда, я направился к парковке, где оставил машину.

Это происшествие разбередило мои тревоги. Эмоции, столь же сильные, сколь незнакомые, наслоились друг на друга и при малейшем толчке захлестывали меня, не вмещались во мне и пытались разорвать меня на части, как стая диких животных. Но больнее всего были вопросы о мадам Хаят.

Почему она прогнала меня? Что я сделал не так? Устала от меня? Встречается с кем-то еще?

Этот последний вопрос особенно меня напряг, никакие другие эмоции или мысли не могли перебить его болезненность. Я одержимо, до спазмов, до паралича хотел знать, где она, как будто если бы кто-то сказал мне: «Она сейчас там и там», это напряжение отступило бы, я бы смог разместить ее в своем воображаемом пространстве и расслабиться. Когда я не мог определить ее местоположение в пространстве, она ускользала, исчезала в таинственном облаке, время от времени появлялась оттуда обнаженной, смеялась, а затем снова сливалась с туманом. Эта неизвестность была воспаленным чревом безумного воображения, рождающим бесплодные сомнения.

Не иметь возможности достучаться до нее по своему желанию означало испытывать безмерное отчаяние ревности, иногда прикрытое маской тревожной заботы: я боялся, что с ней что-нибудь случится, что она умрет, более того — что ее убьют в одном из ее дерзких загулов. Вскормленные неизвестностью, пропитанные мраком, изувеченные плоды моего воображения росли и душили меня. Бывали и такие моменты опустошенности и изнеможения, что пропадали все эмоции. В такие минуты я чувствовал безмятежную усталость. Я не знал, как со всем этим справляться. Меня никогда этому не учили. Со временем я привыкну к этим кризисам, как к хронической болезни: страдание никуда не денется, но я смогу отдалять приливы этой боли. До того последнего рокового момента я всегда мог найти ее после того, как терял, и этого хватало, чтобы успокоить мое смятение.

Я сел в машину. Это была хорошая маленькая машина. Мне нравилось ее иметь, хоть она и не принадлежала мне. Мой отец со странным упрямством всегда отказывался купить мне автомобиль. «Мужчина покупает машину, когда начинает обеспечивать себя», — говорил он, но я полагаю, что его преследовал навязчивый страх автомобильной аварии, одной из тех, в которых гибнут дети богачей, и даже вмешательство моей матери не заставило его изменить мнение. Когда я был богат, я никогда не ездил в школу на машине, теперь, когда я стал беден, я ездил за рулем. Несмотря на холодную погоду, я открыл окно и положил руку на дверцу.

В тот день лекцию вел Каан-бей. У него был зычный, глубокий бас, неожиданный для человека его роста. Сначала он задал вопрос:

— Почему новшества большинства писателей сводились к изменению формы? Почему им больше нравилось менять форму, а не содержание?

Просканировав класс взглядом, он, как всегда, сам ответил на свой вопрос:

— Потому что суть не меняется.

Проходя между рядами, он продолжал тревожным голосом, как будто что-то его огорчало:

— Суть литературы в человеке… В чувствах людей. Семенем, из которого возникают все эмоции, является воля к обладанию. Когда вы хотите обладать человеком, его душой — это любовь. Когда вы хотите обладать человеческим телом — похоть. Когда вы хотите обладать силой, которая будет пугать людей и заставлять их подчиняться вашим приказам, — это жажда власти. Когда вы хотите обладать деньгами — это жадность. Когда вы хотите обладать бессмертием, правом жить после смерти — это вера. На самом деле литература питается и рассказывает об этих пяти главных жилах, которые исходят из одного источника — желания обладать. Вот что есть суть.

Он остановился и посмотрел на класс.

— Как вы измените эту суть? Вот в чем вопрос.

Внезапно сквозь его седую бороду пробилась улыбка.

— Я жду от вас ответа на этот вопрос в этом семестре… Или же приходите с контртезисом и опровергающими примерами. Подумайте об этом. Для меня опровержение моего тезиса более ценно, чем его подтверждение, помните и об этом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза