Читаем Мадам Хаят полностью

— Я тоже изучаю литературу, — взволнованно сказал я.

Она недоверчиво посмотрела на меня. Изящно откусила от тоста, задумчиво вглядываясь в мое лицо:

— Если бы у тебя был выбор, какие пятнадцать страниц из мировой литературы тебе хотелось бы написать?

Я понял, что это проверочный вопрос, как рисунок со шляпой в «Маленьком принце». Если я дам правильный ответ, мы будем друзьями, если нет — она потеряет ко мне интерес. Я пытался сообразить, какой ответ понравится девушке, но когда понял, что это невозможно, то решил высказать свое мнение без утайки:

— Главу «Проходит время» из романа «На маяк»[2].

Я смотрел, как первоначальное потрясение на ее лице превращается в улыбку.

— Хороший выбор, — ответила она.

В этот момент в зал вернулись зрители, погасли лампы, зажглись прожекторы.

— Как тебя зовут? — тихо спросил я.

— Сыла, а тебя?

— Фазыл.

— Хорошо.

Мы повернулись к сцене. Я разглядел давешних женщин, которые теперь сидели за одним из столиков рядом со сценой.

После того как съемки закончились, мы с Сылой вышли вместе, не проронив ни слова.

— Куда ты теперь?

— Я сажусь на автобус вон там, но мы можем немного пройтись до следующей остановки.

По пути она поведала мне свою историю. Упоминание романа «На маяк» помогло мне завоевать ее доверие, и она решила не ставить меня в ряд с «этими», о которых говорила с нескрываемым отвращением.

— Однажды ночью полиция обыскала наш дом, — сказала она.

Ее отец был владельцем большого холдинга, они жили в коттедже, окруженном садом.

— Деревья были так прекрасны, — сказала Сыла.

«Эти» арестовали одного из младших партнеров в компании ее отца, владельца двух или трех процентов акций, за «заговор против правительства». Используя этого человека как предлог, они отняли весь бизнес ее отца.

— Такое возможно? — спросил я.

— Уже да, — ответила она.

Какое-то время мы шли молча.

— Они четыре часа обшаривали дом, а затем велели нам немедленно покинуть его. Разрешили взять только один чемодан. Нас выгнали из дома в полночь. На выходе также обыскали и чемодан, и наши с мамой сумочки. Забрали кредитные карты, хотя это не имело значения, ведь они арестовали все наши деньги в банке.

Сыла говорила тихо и спокойно, иногда делая длинные паузы. Ее неторопливая речь текла как медленная река, странным образом удерживая внимание слушателя отсутствием эмоций, разжигая волнение и интерес собеседника. Немалую роль играли ее красота и таинственный голос, неровный, шедший, казалось, из глубин, скрывающих все тайны мира, окрашенный неуловимым и необъяснимым ароматом интеллекта.

Она произносила слова с одинокой отрешенностью человека, уверенного, что в мире нет другого существа, которое отозвалось бы эхом на ее чувства.

— Мы вышли из дома в полночь с одним чемоданом. Отец пытался обратиться к полицейским, но они сказали: «Не тяните, иначе мы вас сейчас арестуем». Они не позволили ему позвонить адвокатам. У родителей даже телефоны конфисковали, мой почему-то оставили… Рядом с домом был небольшой парк, мы пошли туда.

Она надолго замолкла.

— Я никогда не забуду, как мы сидели в том парке. Под деревом, с чемоданом… Мы были богаты утром, даже в обед, а в полночь стали бездомными бедняками без копейки в кармане.

Сыла засмеялась:

— Как в сказке «Золушка»! В полночь наша жизнь превратилась в тыкву.

И снова стала серьезной.

— Мы не знали, куда идти и где переночевать. «Пойдем к одному из наших знакомых, переночуем там», — сказала мама. «Они побоятся пустить нас в дом, — ответил отец, — давайте не будем вынуждать людей отказывать нам». Мы знали, что он прав, ведь никто ему не помог, когда начались проблемы… Знаешь, богатые люди становятся трусами, их страхи растут соразмерно капиталу. Но человек осознает это, лишь когда все потеряет; пока ты богат, этот страх ощущается как что-то само собой разумеющееся. Трусы…

Она замолкла, затем продолжила:

— Двоюродный брат отца, Хакан, работал ассистентом в университете. Отец купил ему двухкомнатную студию… Хакан получил годовую стипендию и уехал в Канаду, а уезжая, оставил ключ мне. Он попросил меня время от времени присылать кого-нибудь навести там порядок и разрешил пользоваться студией, когда я захочу делать уроки с друзьями.

«Квартира для уроков с друзьями» меня озадачила, я задумался, что это могут быть за уроки, но ничего не сказал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза