Их находили в почтовых ящиках, на фабричных дворах, в грузовых автомобилях. Все они были написаны одним почерком, одним человеком. Ни подпольщики Лилля, ни в Центральном комитете Французской компартии долго не знали, кто этот одинокий франтирер. А когда наконец разыскали, он оказался бежавшим из лагеря русским военнопленным. Политрук Советской Армии Марк Слабодинский из села Дашковичи Винницкой области...
Против законов, соблюдаемых романистами, я вдруг ввожу новые лица, не собираясь давать им характеристики.
Я назову их настоящие имена... Иначе поступить автор не может, как не может не сказать о других добрых товарищах, живших под условными кличками: "Ник", "Базиль", "Московин", "Барс", "Пчела" или "Чубчик".
О каждом из них можно рассказать не меньше, чем о Любе Семеновой. Они оказали решительное влияние на дальнейшую жизнь героини повествования, вот почему я называю эти имена, и пусть их помнят как можно дольше...
...В парижском пригороде Селль де Сан-Клу, в задней комнате бакалейной лавочки, среди банок зеленого горошка, маринованного тунца и широкогорлых бутылок томатного сока встретились пятеро.
Это были: "Базиль" - Василий Таскин, лейтенант советских пограничных войск, бежавший из лагеря возле города Бруви.
Иван Скрипай, капитан, не успевший еще сменить землистый цвет лица лагерного заключенного на легкий парижский загар.
И Марк Слабодинский. Этих трех привел мосье Жорж, как приветливо назвал лавочник представительного шатена лет сорока, говорящего по-французски с едва заметной южной певучестью.
Их ждал плотный, среднего роста француз. Судя по засаленной куртке и повязанному на шее платку, рабочий завода или портового склада. Он встретил вошедших улыбкой, но улыбались только губы. Глаза строго и чуть недоверчиво впивались в лицо каждого незнакомого человека. Но пришедшие были не совсем незнакомы. Мосье Жорж, а точнее Георгий Владимирович Шибанов, эмигрант, член Коммунистической партии Франции, по поручению Парижского союза русских патриотов собрал и передал Центральному комитету довольно подробные сведения о каждом. Теперь оставалось только свести их с уполномоченным ЦК по работе среди русских военнопленных.
- Товарищ Гастон, - представил Шибанов француза.
- Ларош, - добавил тот, пожимая руку Таскина.
Что могла решить эта встреча трех бежавших из плена русских офицеров и двух французских коммунистов? Конечно, она могла бы не значить ничего, окончившись тихой беседой за бутылкой "Шато Марго"...
Нет, этим окончиться она не могла. К ней вели пути слишком многих людей - одиночек и уже сложившихся групп, горевших страстью борьбы и не знавших ни языка, ни особых условий страны, так не похожей на их родину. Ей предшествовала кропотливая, самоотверженная работа французских коммунистов-подпольщиков.
В тот день был создан Центральный комитет советских военнопленных на территории Франции. Вот чем закончилась эта встреча.
Объединять и направлять разрозненные группы советских партизан, выпускать газеты, листовки, воззвания, проникать в лагеря и там организовывать подпольные комитеты, устраивать побеги - работа трудная и опасная. Она была бы просто невозможна без помощи французских патриотов.
Помогали и русские эмигранты-патриоты.
Когда Центральный комитет направил Василия Таскина на восток, поближе к лагерям района Нанси, там его встретил Иван Троян. Молодой, неуловимый подпольщик, с успехом выдававший себя то за потомственного лотарингца, то за коренного жителя Макленбурга. В Нанси уже действовал объединенный штаб французских партизанских отрядов, помогший советскому лейтенанту Георгию Пономареву собрать первый русский партизанский отряд.
Скоро о нем узнала не только фельджандармерия Нанси и Тиля, но и заключенные в лагерях Тукени и Эрувиля.
Весть о нем в лагерь Эрувиль пленницам из Белоруссии принесли пробравшиеся на шахту Троян и заместитель Таскина Владимир Постников. Они же помогли организовать подпольный лагерный комитет.
Назовем еще несколько имен. Имена женщин, вошедших в комитет:
Вера Васильева, Розалия Фридзон, Надежда Лисовец и Анна Михайлова.
Одна из них и стала героиней нашего рассказа...
Люба:
Мы сообщили штабу о нашем желании выступить на шахтерском празднике и до поры до времени решили вести себя тихо. Ждали указаний от французских товарищей.
Тогда-то и состоялось мое близкое знакомство с Франсуа. Все из-за этого праздника.
Механик транспортера, тот, с которым подружилась Маша, сказал:
- Штейгера нам не обойти. От его доклада начальству зависит, кого на какую смену поставят в день праздника четвертого декабря... Боюсь, сговориться с ним будет трудно. Странный он человек... Похоже, в монахи готовится.
- Монах в штанах да Любка в юбке. Дело не безнадежное, - решила Маша. Он с нашей Любочки глаз не спускает, ей и карты в руки.
На том и порешили, - мне заняться штейгером.