Прекратить свою, чтобы продлить жизнь другого, разве не в этом суть многих подвигов? Я осталась жить за другую. Какой же теперь должна быть моя жизнь? Мой характер? А какой была Люба? Такой же, как я, веселой, озорной, спокойной, вдумчивой? Доброй или злой? Спросить-то не у кого. Нельзя мне, Любе Семеновой, спрашивать, какой была я – Люба Семенова.
Уходила к могилке, словно там надеясь найти ответ. Читаю на досточке: «В.Р.Каган». И невольно думаю не о Любе, а о себе. Какой была я, Варенька Каган?..
Все запуталось. Если жизнь есть постоянное сопротивление смерти, то ведь я однажды уже вышла из этой игры, обманув всех и самое смерть. Но почему же не могу решительно распрощаться с тем, что надо забыть? зачем мне думать, какой была Варя Каган?
А забыть не могла. Да тут еще этот случай на кладбище…
Разметая веником снег с могилки, я не заметила, как за моей спиной остановился мельник.
– Каган! – громко произнес он.
Я вздрогнула. Не разгибаясь, из-под руки взглянула и сразу узнала его. Хотя знакомы мы не были, видела я его до этого редко. Знала, работал горбун на мельнице в нашем городе, слыл человеком не то чтобы злым, а как тебе сказать, очень уж строгим. Никому ничего не прощал. Резал, как говорится, правду-матку в глаза.
Многие обижались на него, но в спор не вступали. Отмахивались фразой: «Горбатого могила исправит», в чужом уродстве находили себе оправдание. Мне сталкиваться с ним не доводилось, однако не узнать его я не могла. Тут никто не ошибется. Неужели и он узнал?
Горбун смотрел прищурившись из-под густых, длинных ресниц, увеличенных толстыми стеклами очков. Смотрел не на меня, на дощечку с надписью.
– Который же это Каган? Доктор, что ль?
Я прошептала, стараясь изменить голос:
– Женщина это… Варвара Романовна.
Горбун всплеснул длинными руками:
– Варвара Романовна? Не жена ли райкомовского секретаря? (Он назвал наш район.) Ёсифа Мосеича?
– Она…
– Ай-яй-яй… Такая молодая, красивая… Я ж ее хорошо знал. Отчего она?
Я выпрямилась, глубоко вздохнув, словно перед прыжком в холодную реку. Узнает или не узнает? Ответила:
– Тиф…
– Мир праху ее, – сказал горбун, приподняв шапку, – а вы родственницей ей приходитесь?
«Не узнает», – порадовалась я и осмелела:
– Нет, вместе в больнице лежали… Одинокая она, вот и навещаю… Жалко все-таки…
Вдруг мне показалось, что сейчас самый подходящий момент испытать свое второе «я». Испытать на человеке, встречавшем меня раньше. Неправда, что он хорошо знал меня. Так, видал издали… Я подошла к нему ближе.
– Познакомились мы только в больнице. Не знаю, остался у нее кто в живых. Кому сообщить…
– Муж у нее был и ребенок. – Видимо, горбуну хотелось подтвердить свое знакомство с покойной или просто поговорить. Он охотно рассказывал. – Сообщать пока некуда, понятно насчет мужа. – При этом лицо его приняло таинственное выражение. – А где ребенок, никому не известно. С ней его не было?
– Нет. Она говорила, что мальчик где-то в деревне, у родичей…
– Возможно, у каких-нибудь дальних… Близких-то у нее не осталось.
Вот как… Он кое-что знает о Варваре Романовне? Любопытно послушать, что обо мне скажет этот подслеповатый правдолюбец? Пожалуй, похвалит… Мертвых критиковать не положено. Ну что ж, приятно послушать о себе хорошее, даже после смерти… Подумала: «Небось скажет, как люди ошибались во мне, мало ценили…» Тут мне вспомнилось далекое детство, когда, обиженная несправедливостью взрослых, забившись в угол, я рисовала в своем воображении душераздирающую сцену собственных похорон. Все, кто плохо со мной обращался, приходили к моему гробу просить прощения, плакать и каяться. Хвалили меня. Какая я была послушная да добрая и самая умная… И мне становилось так жалко самое себя и еще маму и брата. Я плакала, раскаиваясь, что причинила им горе, умерев такой хорошей… Но то была детская фантазия, а сейчас все взаправду. Выдумка, ставшая реальностью. Интересно, что обо мне думали люди?
Я предложила пройтись. На всякий случай прошла вперед по дорожке, чтобы не стоять лицом к лицу, не дать ему рассмотреть меня. Попросила:
– Расскажите о Варваре Романовне… Кажется, была она женщина добрая, простая…
Засеменив рядом, горбун ответил почти что насмешливо:
– Как вам сказать? Не лучше других… Все они одинаковы… Одного поля ягодки. Пока в девках ходит и мила и приветлива, а выскочит за кого поважней, тут ее и раздует.
– И Варвару, значит?
– Что Варвару?
– Ну, ну раздуло, что ль?..
– Это я вообще. – Он вроде смутился, но тут же по-своему объяснил: – Вот говорят: о покойниках либо хорошо, либо никак. А с другой стороны, почему хорошо, если при жизни ничего хорошего не было? Чем человек память заслуживает? Тем, что жил? Небо коптил? Ошибок не совершил, не промахнулся ни разу?.. Вот так заслуга…