Мадам «Нет»

Говорю и об обычных болезнях, хотя поболеть, как нормальным людям, артистам балета редко удается. У нас и показатели-то все «ненормальные»: балет – это вообще диагноз! Известный случай: медики, проводившие в театре какие-то исследования, измерили давление у Асафа Михайловича Мессерера, после того как он станцевал два первых акта спектакля. По мнению врачей, его следовало немедленно госпитализировать, ибо с таким пульсом и давлением, как у него в тот момент, человек просто не может жить! Асаф Михайлович пожал плечами и пошел танцевать третий акт… Аналогичная история произошла со мной: когда меня в очередной раз от чего-то лечили, заодно решили проверить, как работает весь организм. И тут я услышала, что с таким вестибулярным аппаратом, как у меня, не то что танцевать – ходить опасно! Однако я танцевала. И с температурой танцевала, и с больной ногой, и с больной рукой, и на «заморозках» (когда делали обезболивающий укол – «заморозку»). С мигренями, правда, танцевать уже не могла. Лет в шестнадцать и несколько лет после автокатастрофы меня мучили чудовищные мигрени. Такие, что Володя меня просто как труп привозил домой и как полено клал на диван – я была совершенно одеревеневшая от боли: ничего не видела, не слышала, не ощущала, кроме скручивающих голову спазмов. Только часа через два немного приходила в себя.

Перегрузками балетными себе желудок испортила, вечно болело что-то, в больницах с печенью, с почками, с язвой часто лежала. А какие жуткие истории случались с отравлениями! Как-то в Италии отравилась своими любимыми ракушками. Но пришлось выходить на сцену и танцевать. Только представьте: и тошнота, и головокружение, и прочие «прелести», а надо крутить фуэте! В общем, за кулисами «выворачивает», а потом снова на сцену – порхать!

Тяжело переносить смену часовых поясов, особенно когда попадаешь в другое полушарие. Тут не сразу и поймешь, где ночь, где день! Например, поднимают меня в Буэнос-Айресе по-нашему времени чуть ли не в три часа утра, ставят на ноги, что-то суют в руки, что-то – в рот, ведут на класс – а я сплю! Но вот когда надо спать, пачками глотаю снотворное и не могу заснуть. И только к их времени приспособишься, как уже пора отправляться домой и здесь снова привыкать к нормальному ритму. А уж когда мы летели из Аргентины в Японию – тут вообще все перевернулось с ног на голову!

Со сменой климатических поясов та же проблема: переносишься из жары в холод, из дождя в солнце, из зимы в лето – понять ничего нельзя! Как-то летели из Бразилии, где жара стояла за тридцать градусов, в Москву на Новый год, где было тридцать три градуса мороза! Домой мы тогда возвращались через Канаду. Я еще внутренне не перестроилась – как в Бразилии в босоножках гуляла, так в них и отправилась; на пересадке в Канаде иду по трапу с голыми ногами, а на земле снег лежит! И наоборот тоже бывало: из холодного осеннего дождя прилетали в тридцатиградусную жару, в декабре прилетели на Кубу – в самолете еще могли дышать, а как вышли – будто в сауну попали…

В общем, всю жизнь почти каждое утро, когда я просыпалась, меня охватывало чувство протеста: «Пропади все пропадом! Надо это бросать! Все болит, я устала, так хочется полежать, выспаться… Никуда сегодня не пойду!» Нет, надо вставать, идти в класс, а класс – это ужасно скучно, это то, что я в нашей профессии больше всего не люблю. Правда, знаю танцовщиц, которые любят класс и получают от него какое-то удовольствие, именно в классе достигая лучших результатов. Я же – никакого удовольствия не получаю! Но класс необходим, к сожалению. Как пианисту необходимо проиграть бесконечное количество пассажей, каких-то гамм, пока он не разогреет, не подготовит свои пальцы. (Хотя не думаю, что всем пианистам доставляет удовольствие такой нетворческий процесс.) Вот и мы, как пианисты, должны ежедневно разминать, разогревать, готовить свое тело к танцу, повторяя одни и те же «гаммы». Причем с годами приходится заниматься классом все больше и больше, а после перерыва входить в форму все труднее и труднее…