Мадам одиночка, или Укротительница мужчин

– Никого мне уже не рожать и не воспитывать. Мне уже никто не поможет. Убейте меня, пожалуйста. Я вас умоляю. Меня зовут Ника. Вернее, это меня мама так всегда называла, а вообще мое полное имя Вероника. Вероника Темнова. Я из Воронежа. У меня адрес легкий. Я в самом центре живу. Город Воронеж, улица Ленинского Комсомола, дом пятнадцать, квартира семь. Там живут мои мама и папа. Я у них одна-единственная. Они меня очень любят и очень сильно за меня переживают. Просто мы очень бедно живем, вот я и хотела им хоть как-то помочь. Денег привезти, чтобы они гордились, какую дочь вырастили. Вы когда до родины доберетесь, вы, пожалуйста, как будет свободное время, наведайтесь в Воронеж, обнимите моих родителей и скажите, что я их очень люблю. Они у меня очень хорошие. Мама в библиотеке работает, а папа на стоянке машины сторожит. Они дружно живут и по мне скучают. А рядом со мной на лестничной площадке, в восьмой квартире, мой парень живет, Гришка. Он очень хороший. Он из армии недавно пришел, а я честно его дождалась. Каждый день ему письма писала. Он не хотел, чтобы я сюда ехала, но я его сама уговорила. Сказала, как только по контракту отработаю и вернусь, мы сразу поженимся. Гришка обещал сюда приехать, меня навестить. Девочки, скажите ему, что я его очень люблю, что мне никто, кроме него, не нужен, что те два года, когда он был в армии, я ни на одного парня даже не посмотрела. Он у меня один-единственный и неповторимый. Скажите ему, что я даже на том свете любить его буду. Потому что люди умирают, а настоящая любовь жива всегда.

– Господи, не говори ничего. Ты будешь жить.

Взяв девушку за руки и за ноги, мы поволокли ее вверх по ступенькам на улицу. Конечно же, в глубине души мы обе понимали то, что, даже вытащив ее на улицу и напоив водой, мы вряд ли сможем ей чем-то помочь, потому что сейчас мы сами нуждались в помощи. Мы обе об этом знали, но боялись произнести эту мысль вслух.

Девушка по-прежнему стонала и постоянно повторяла одну и ту же фразу:

– Девочки, родненькие, ну прекратите вы меня мучить. Я умоляю вас меня убить. Я сама вас об этом прошу. Девочки…

– Ну что ж ты такое говоришь! – смахнула слезы Ленка. – Как же мы можем своих-то добивать. Мы же соотечественницы… Мы обязаны друг другу помогать. Обязаны…

Положив девушку прямо на землю у входа в дом, я посмотрела на Ленку усталым взглядом и еле слышно произнесла:

– Лен, а куда мы с ней?

– Не знаю, – пожала плечами та. – Если мы возьмем ее в горы, то загнемся в горах вместе с ней. Нет гарантий, что мы сами выживем.

Я склонилась над девушкой и как-то глухо произнесла:

– Ника, ты на свободе. Мы вытащили тебя из подвала. Уже начинает светать. Надо что-то делать. В любой момент сюда могут приехать друзья Экрама. Скажи, что ты сейчас хочешь?

– Я хочу, чтобы вы меня убили, – так же глухо ответила девушка.

– Ты пить хочешь?

– Очень.

– А может, чего-нибудь покрепче? Может, водки? Она очень хорошо идет как болеутоляющее.

– Я хочу, чтобы вы меня убили.

Я подняла голову и посмотрела на Ленку.

– Ленка, принеси воды и водки. И собери, пожалуйста, нам что-нибудь поесть. Там, на кухне, стоит корзина. Неизвестно, сколько времени нам в горах бегать. Главное, не умереть с голода.

Как только Ленка вновь вошла в дом, я попыталась приподнять голову девушки, но та довольно громко застонала.

– Тебе больно?

– Да. Голова болит.

– Может, тебе там еще что-нибудь, кроме носа, сломали?

– Не знаю.

– Господи, на тебе есть хоть одно живое место?

– Не знаю, – словно в бреду повторила девушка.

Положив голову девушки себе на колени, я стала гладить Нику по грязным, мокрым и слипшимся волосам и медленно заговорила:

– Ника, понимаешь, я совершенно не знаю, что делать. Если бы мы сейчас были в России, то я бы вызвала «Скорую помощь» и тебя бы увезли в реанимацию. Но мы находимся в чужой стране, да еще нелегально, на правах проституток. А ты сама знаешь, что у проституток вообще нет никаких прав. Тебе нужна срочная медицинская помощь, и я не знаю, где ее взять. Идти ты тоже не можешь.

Да и далеко мы тебя не унесем. Машины у нас тоже нет.

Если бы у нас была машина и мы бы знали, где находится российское консульство, мы бы положили тебя прямо возле него. Российский консул бы выглянул в окно, спустился, услышал, что ты говоришь по-русски, понял, что ты русская, и обязательно бы оказал тебе помощь. Не сам, конечно, а отправил бы тебя в больницу. Но у нас нет ни адреса консульства, ни машины, чтобы тебя до него довезти. У нас вообще ничего нет. Я чувствую себя виноватой в том, что мы ничем не можем тебе помочь. Это страшно, когда рядом с тобой находится еще живой человек, который может умереть в любую минуту, а ты ничего не в силах для него сделать. Я ненавижу себя за свою беспомощность. Ненавижу. Мы не можем взять тебя с собой в горы и не можем оставить тебя здесь умирать, потому что в любой момент сюда могут вернуться турки. Они наверняка начнут издеваться над уже почти бездыханным телом. Ты так настрадалась, что мне даже страшно подумать о том, что у тебя могут быть новые страдания.