Мадам Осень

А еще здесь подают фирменные бутерброды с копченой колбасой и маринованным огурчиком, которые проглатываются целиком вместе с собственным языком под классное пивко примерно полутора десятков сортов…

Добродеев и Монах обнялись. Митрич стоял рядом и сентиментально вздыхал, предчувствуя скорую разлуку. Кончается лето, на дворе август, а там и зима не за горами, а там и весна, а значит, подастся вскоре Монах с громадным рюкзаком за плечами в дальние странствия. Митрич был как умная Эльза из старой доброй немецкой сказки — начинал переживать задолго до…

— Ты уже у себя? — спросил Добродеев, когда они уселись, а Митрич умчался за пивом и бутербродами.

— У Жорика. У меня пока ремонт.

— Жорик говорил, что закончили! — удивился Добродеев. — Видел его на днях.

— Ну, мебели еще нет, кастрюль всяких… — неопределенно сказал Монах и огладил бороду.

— В чем дело, Христофорыч? Ты же мечтал переселиться, они же тебя достали, сам говорил.

Монах задумался. Квартиру он прикупил еще год назад, но пока не съехал от друга детства Жорика, у которого квартировал между побегами.

… — Живой! А я думал, тебя уже схарчили аборигены!

Такими радостными словами встречал друга Жорик, когда Олег вваливался к нему как-нибудь поутру или на ночь глядя, грязный, обросший пестрой патлатой бородой, с неподъемным рюкзаком за плечами после долгого отсутствия. Друзья обнимались, замирали на долгую минуту, после чего Олег отправлялся в ванную, долго плескался в горячей воде, выливая на себя полбутылки шампуня, подстригал и расчесывал бороду, стриг ногти и выходил оттуда уже новым человеком. Они сидели чуть не всю ночь, пили водку, закусывали хлебом, салом и яичницей и общались.

Они дружили еще со школы, как было уже сказано, — дерганый, кипящий энергией и идеями, расхристанный Георгий-Жорик и благодушный толстый и солидный Олег Монахов. За общие шалости попадало, как правило, одному Жорику. Планида у них была такая по жизни. Уже тогда в нем проклевывался математический гений, а также и лидер. Он всегда был другой. И девочки за ним бегали, и учителя его любили, и конфликтные подростковые ситуации он улаживал, когда стенка шла на стенку. И не били его никогда, и драки его миновали… Эх, юность!

— Понимаешь, Леша, не привык я к пустым стенам, — сказал после паузы Монах. — В лесу могу один, в горах тоже могу, а в квартире не могу. И святое семейство у меня вроде как уже во где! — Он рубанул краем ладони по горлу. — Сильно достало — и вечный ор, и зверье под ноги лезет, и неадекватный хомяк Шарик… представляешь, спит на обеденном столе! И всем по барабану. Мечтал, что съеду, и планы были насчет интерьера… ну, чтобы никаких обоев, терпеть не могу обои, никаких ковров, люблю белые стены… как в монастыре, минимум мебели, здоровенный диван или даже тахта… балконная дверь открыта и зимой, и летом, чтоб снег залетал, еще здоровенный стеклянный стол под компьютер, это обязательно, а теперь тяну… сам не знаю почему. Уже совсем было собрался, а Анжелика в рев, я и остался.

— Жениться бы тебе, — заметил Добродеев с интонациями профессиональной свахи.

— Думаешь?

— Черт его знает!

— То-то и оно, — вздохнул Монах. — Кстати, что там за история с убийством в «Братиславе»?

Добродеев хмыкнул, оценив ассоциацию между женитьбой и убийством, и сказал:

— Убит мужчина, приезжий, ударили ножницами в грудь. Пока больше ничего. В вечер убийства у него была женщина. Предполагают, что это она его…

— Ножницами? Однако. Крупная?

— Кто?

— Женщина. Чтобы убить ножницами, нужна немалая сила, Леша. Это даже не нож. Ее видели, как я понял?

— Видели, как она пришла с ним, а потом ушла одна. Свидетель говорит, невысокая, среднего возраста, в темном плаще, у них впервые. Во всяком случае, никто ее раньше не видел или не запомнил. В смысле, не из профессионалок. Я общался с Мельником, ну ты же знаешь, из него клещами не вырвешь…

— Знаю. Все такой же серьезный?

— Еще хуже — мрачный! С возрастом недостатки усугубляются, как тебе известно.

— Не факт, — сказал Монах. — Можно впасть в детство и начать наконец радоваться жизни.

— Интересная мысль, — покивал Добродеев. — Какие планы?

Монах некоторое время испытующе рассматривал журналиста. Потом спросил:

— Думаешь, стоит?

— Думаю, стоит, — твердо ответил Добродеев. — Кто, как не мы?

— Ну да, ну да, — хмыкнул Монах. — Надо подумать, Леша. Я бы поговорил со служащими «Братиславы». Ты с ними как?

— Нормально. Поговорим. Еще?

— Надо бы осмотреть номер, где проживала жертва. Я понимаю, он опечатан, но… надо. Кроме того, хотелось бы взглянуть на записи видеокамеры, таинственная женщина могла засветиться в кадре, но я думаю, майор их изъял. Значит, описание женщины и осмотр помещения. Сможешь?

Добродеев кивнул озабоченно.

— В нашем деле, Леша, главное ракурс и нестандартность мышления, потому что в действительности все не так, как на самом деле, — назидательно сказал Монах и припал к кружке.

Добродеев снова кивнул и последовал его примеру…

Глава 4. Прием и междусобойчик