Мадам Пикассо

– Я знаю, что ты не любишь бывать в «Мулен Руж». Кроме того, я собираюсь встретиться с друзьями, и мы будем говорить по-испански, – он поднял голову и посмотрел на нее. – Лучше бы ты так много не пила.

– Лучше бы ты так много не курил.

Фернанда смотрела, как он причесывает волосы черепаховым гребнем.

– Для чего вообще ты туда ходишь?

– Мне нравится музыка.

– А танцовщицы?

– Они не в твоем вкусе. К тому же там нет юных немецких мальчиков.

Фернанда понимала, что Пикассо умышленно хочет задеть ее, и стрела попала в цель. Она испытала горечь поражения. Когда-то они были равны на поле боя, но с тех пор прошла целая вечность. Теперь он был богат и почти знаменит. Слишком многое изменилось в их отношениях за последние пять лет.

Пикассо расправил воротник, кипенно-белый на фоне его смуглой кожи. Потом он рассеянно наклонился, чтобы погладить Фрику, лежавшую в дальнем конце кровати. Собака радостно завиляла хвостом в ответ на ласку. «Все эти несчастные животные, – подумала Фернанда. – Шерсть, блохи и постоянный лай». Но она терпела все это ради него.

Он застегнул запонки из испанского серебра, холодно блестевшие в свете заходящего солнца. Пикассо редко носил их, и Фернанде не нравилось, когда он одевался так официально. Она видела, как многие женщины смотрят на него… а он в ответ смотрел на них. Они оба хорошо знали эту игру.

Но то, о чем не знаешь, не может причинить боль.

Она наблюдала, как Пикассо кладет серебряный портсигар и деньги в карман брюк. Он выглядел превосходно. Она не понимала, с какой стати ему захотелось отправиться в это пошлое кабаре после всего, что произошло с «Моной Лизой».

Пикассо был настолько рассержен обвинениями в причастности к делу Аполлинера, что Фернанда была уверена: они больше не будут разговаривать друг с другом. Он не торопился прощать тех, кто по какой-либо причине предавал его. Она и впрямь хватила через край со своим последним любовником. Но, так или иначе, теперь все закончилось.

– Давай пойдем куда-нибудь еще, – предложила она, когда Пикассо взял ключ от дома, лежавший на конторке. – Или останемся дома.

– Я ухожу.

– Без меня?

– Si[36].

– Тогда я тоже куда-нибудь пойду, – Фернанда не смогла удержаться от предостерегающего тона. Оскорбленная гордость – мощное оружие. Фернанда чувствовала себя глубоко уязвленной, и темная сторона ее характера призывала отплатить взаимностью. Пикассо уже давно ускользал от нее, и она понимала, что должна играть на опережение. Когда все началось, они были очень молоды. Никто не беспокоился о плате за жилье или делал вид, что его это не беспокоит. К чему они стремились? К славе? К вечной памяти? Богатство имело свои преимущества хотя бы потому, что оно делало жизнь более предсказуемой. Но теперь казалось, будто мир вокруг нее рушится.

– Как хочешь, – он даже не посмотрел на нее. – Тебе лучше знать, что делать.

– Раньше я знала, что делаешь ты.

– Ты так думаешь? – спросил Пикассо. Он небрежно поцеловал ее в щеку и направился к выходу.

…Через некоторое время Фернанда вышла на улицу. Стоял теплый сентябрьский вечер, на бульваре царило оживление. На перекрестке, под изумрудно-зелеными кронами деревьев, находился роскошный маленький бар «Эрмитаж», озаренный золотыми огоньками свеч и газовых фонарей. Высокие олеандры в горшках стояли по обе стороны от входа. Это было одно из их любимых мест, куда они приходили послушать новую музыку и немного выпить. Здесь Фернанда забывала обо всем, что сопутствовало растущей славе и респектабельности.

Она задержалась у входа, не желая входить внутрь в одиночестве. Вскоре появится кто-нибудь из соседей – мужчина, супружеская чета, это не имело значения, – и предложит ей присоединиться к ним в надежде на то, что ее предполагаемый спутник появится позже. В этот час ожидание никогда не бывало долгим. Она огляделась по сторонам, словно кого-то искала. Внутри было тепло, и музыканты играли очередной вариант популярного «Мемфисского блюза».

– Мадам Пикассо?

Фернанда услышала мужской голос, и чьи-то прохладные пальцы прикоснулись к ее плечу. Она обернулась. Это был настоящий сюрприз, нечто совершенно неожиданное.

– Ах, Маркуссис, – она проворковала прозвище, которое дала этому человеку прошлой весной. Маркуссис, дружок той безыскусной девушки. Милая маленькая белошвейка, которая ей понравилась тогда, теперь получила повышение и стала помощницей костюмера, или что-то в этом роде – так говорила Мистангет. Да, та милашка, которая работала в «Мулен Руж»…

…Пикассо сидел на своем обычном месте вместе с Рамоном Пишо. На столе перед ним стоял нетронутый бокал шампанского и бутылка, лежавшая в ведерке со льдом. Огни рампы соблазнительно померкли, и музыканты стали настраивать инструменты перед представлением. Пикассо обычно не пил шампанское – как правило, оно плохо действовало на его желудок, – но владелец «Мулен Руж» Жозеф Оллер прислал ему впечатляющую бутылку марки «Моэт» и настоял на необходимости отметить его освобождение из полиции.