Ева не могла понять, почему. Жорж Брак был похож на добродушного медведя с теплой улыбкой и яркими дружелюбными голубыми глазами, смягчавшими его впечатляющие размеры. Оба сразу же понравились Еве.
– Она всего лишь завидовала тебе, – Брак улыбнулся своей жене.
– Ну, теперь все это в прошлом, – немного ворчливо произнес Пикассо, и Ева почувствовала, как его пальцы плотнее прижались к ее копчику. – Теперь Ева для меня – единственная женщина на свете. Она уже совершенно изменила меня.
– Если она единственная женщина, которая осталась в твоем мире, значит, она действительно изменила тебя, – с улыбкой заметил Брак.
– Вот увидишь, – парировал Пикассо. – Все это увидят. Ладно, Уилбур, теперь покажи, чем ты занимался, пока я был в отъезде. Тебе уже давно не хватает критических замечаний от
В ответ Брак заключил его в дружеские объятия, а потом они поднялись в его студию.
– Уилбур? – в замешательстве спросила Ева. – Разве его зовут не Жорж?
– Эта кличка происходит от авиатора Уилбура Райта. Пикассо так назвал Жоржа из-за того, что какая-то статья о достижениях Райта затмила художественный обзор его собственных работ. Пабло знает, что это больная тема, но находит ее забавной.
– Они в самом деле похожи на братьев, – заметила Ева, наблюдавшая за ними.
– Они и спорят как братья. Я слышала, в Париже вас тоже называли Марсель, – обратилась к Еве жена Брака, с рассеянным видом перебирая жемчужное ожерелье.
– Так и было. Все придумывали себе новые имена, когда приезжали в Париж, и мне не хотелось отставать. Но Пабло это не слишком нравилось, поэтому я снова стала собой.
– Ах, Париж! Я понимаю, там и впрямь нелегко устроиться. Каждый считает, что он должен находиться в центре внимания. Даже Фернанда перестала называть себя Амели, когда познакомилась с Пикассо. Наверное, она решила, что испанское имя будет для него более привлекательным. Но, думаю, вы уже знаете это, если встречались с ней.
Что-то в ее тоне подсказывало Еве, что Марсель уже знает о любовном треугольнике, возникшем между ней, Пикассо и Фернандой. Когда они поднялись на верхнюю лестничную площадку, Брак и Пикассо ушли вперед, продолжая обнимать друг друга за плечи.
– Мы встречались, – осторожно подтвердила Ева.
– Возможно, люди думают, что вы стали причиной их разрыва, – продолжала Марсель. – Другим членам компании это не понравится, но на самом деле кризис назревал уже давно.
Намек на ее вину был неожиданным для Евы. Ей казалось, что в прошлом году она уже познакомилась с большинством людей из ближнего круга Пикассо: с Гертрудой Стайн, Аполлинером, Максом Жакобом, Жерменой и Рамоном Пишо. Все они казались милыми и приятными. Конечно же, его друзья хотят, чтобы Пикассо был счастлив, не так ли?
Большая студия со сводчатым потолком, деревянными балками и белеными стенами, увешанными кубистскими полотнами, располагалась в конце коридора. Некоторые картины были вывешены, другие стояли рядами, прислоненные к стенам. Сами полотна были довольно похожи на работы Пикассо, и это обстоятельство сразу же заинтересовало Еву.
Они с Марсель устроились на стульях с камышовыми сиденьями и ярко-синими спинками, под яркими лучами солнца и теплым ветром, дующим с равнины. Стеклянные двери были распахнуты, свежий воздух наполнял помещение, и в такой атмосфере было приятно потягивать перно из маленьких рюмок. Пикассо с Браком обсуждали землистые тона на новых полотнах Брака. Они как будто говорили на своем языке с пунктуацией в виде раскатов смеха и широких жестов, открывавших дивные пространства, недоступные для остальных.
– Они целыми часами могут так беседовать, – с легкой улыбкой предупредила Марсель. – Жорж верит в духовную связь, осуществляемую с помощью живописи. Это их сокровенный язык. Он очень рад возвращению Пикассо, потому что я не умею говорить на этом языке. И, думаю, он уже немного устал от меня.
– Не может быть.
– О, не будьте так уверены! Жизнь с художником – вовсе не сахар, и я достаточно быстро усвоила это. Художник может быть очень страстным, но при этом требовательным и чрезвычайно темпераментным. Всегда приходится находить равновесие, чтобы он мог беспрепятственно заниматься своей работой.
– Если мы собираемся стать вдовами знаменитых кубистов, то, наверное, нужно придумать свой тайный язык, чтобы держаться вровень с ними, – с улыбкой предложила Ева.
Марсель звонко рассмеялась в ответ. Она внезапно напомнила Еве Сильветту: они часто смеялись вместе. Новая глава в ее жизни начиналась с новых знакомых, но нужно быть осторожной и никому не доверять без оглядки.
Потом они все еще долго сидели на террасе после заката, смеялись и беседовали под стрекот цикад. Перед уходом Ева почувствовала опьянение, но не только от перно, но и от надежд на будущее.