Мадам, вы будете говорить?

– Наверное, вы обо мне слышали. Раньше я говорил, что являюсь другом Дэвида. Это неправда, вы знаете. Я его отец, и, думаю, это дает мне право знать, где мой сын.

Я ничего не ответила. Прислонившись к камню, я боролась с тем же ощущением нереальности и кошмара, которое испытала на улицах Нима. И сражалась с волнами дурноты, снова и снова накатывающими на меня из холодной ночи.

– Я убил однажды, – любезно сообщил мне Ричард Байрон, – и вышел сухим из воды. Говорят, второй раз убивать легче. И уверяю вас, дурочка, что совершить это сегодня для того, чтобы добраться до сына, мне так же легко, как потушить сигарету.

Врата небес на востоке распахнулись позади него; трубы, должно быть, пропели, а я не услышала их… Безупречно прямые первые стрелы рассвета пронзили небо. Затем их смыло очередной волной тьмы, поднявшейся с сырой земли у моих ног. Я падала… вцепилась в большой камень… он скользнул в сторону от меня… весь мир ускользал куда-то, прочь от солнца.

Откуда-то издалека, из темноты донесся голос:

– Нет ничего легче убийства, уверяю вас…

Тщетным жестом я выставила перед собой руки, тень Ричарда Байрона возвышалась надо мной, затем ринулась вниз как сокол… И я потеряла сознание.

Меня похоронили и положили сверху тяжелый камень. Но я не умерла и пыталась поднять его, только они связали мне руки, и я не могла шевельнуться… не могла даже открыть глаза. Затем, сам по себе, камень поднялся с меня, и мне удалось немного пошевелить руками и головой в молчании и темноте. Наверное, я плакала или я утонула?.. Мое лицо было мокрым и холодным.

Сознание с трудом вернулось ко мне, и я открыла глаза, обнаружив, что темнота, по крайней мере, была настоящей, так же как и слезы у меня на лице. Слезы? Я медленно подняла руку, и оказалось, что не только щеки, но и лоб, и волосы влажные – кто-то побрызгал на меня холодной водой. Вот в чем дело. Я упала в обморок, и кто-то брызнул мне в лицо холодной водой, чтобы привести меня в чувство.

Неуверенно я повернула голову. Я лежала на кровати у окна, решетчатые ставни загораживали слабый серый свет раннего утра. Я оглядела комнату. В темноте можно было различить комод… еще одну кровать… Кто-то лежал на этой кровати и курил. Огонек сигареты разгорался и тускнел, разгорался и тускнел. Я пробормотала:

– Джонни?

Ответивший голос разрушил видение и рывком вернул меня к действительности. Он сказал:

– Пришли в себя снова, я вижу. Кто такой Джонни? Он тоже в этом участвует?

Я помолчала минуту. Затем сказала:

– Знайте, это вам так с рук не сойдет.

– Что не сойдет?

– Что вы здесь делаете? Почему вы не оставите меня в покое?

Он лениво ответил:

– Это такой же удобный способ следить за вами, как и любой другой. И я говорил, почему не оставлю вас в покое. Вы моя связь с Дэвидом. Я не выпущу вас из рук, пока не узнаю, что хочу.

Я сказала:

– Но это моя комната. Не воображаете ли вы, что люди в гостинице не полюбопытствуют, кто вы такой? Подобные выходки не сходят с рук даже во Франции. Что, если я подниму крик?

Безмятежно покуривая сигарету, он с улыбкой предложил:

– Кричите.

Я закусила губу. Конечно, я не могла кричать, Перед мысленным взором у меня встали последствия: суматоха, объяснения, взаимные обвинения, возможный вызов полиции. Затем имена… и адреса. Нет, кричать я не могла.

Он рассмеялся в темноте:

– Я ваш муж, между прочим. Приехал сюда поздно вечером и не хотел никого беспокоить. В конце концов, не думаю, что вы заказали именно одинарный номер. Здесь все комнаты рассчитаны на двоих, что очень кстати.

– Что вы собираетесь делать? – спросила я снова.

– Прилипнуть к вам как пиявка, моя дорогая, как любовник.

Он уселся поудобнее на своей кровати. Я уставилась в темноту, слишком измученная, чтобы бояться, чувствуя себя опустошенной и уставшей. С радостью вспомнила, что не сказала хозяйке, откуда я, а зарегистрировалась «проездом». Он не сможет ничего узнать ни в гостинице, ни из журнала регистрации.

– Не покажется ли им странным, что мы приехали каждый на своей машине?

– Я оставил свою машину в двухстах метрах, ниже, за углом, где ее не видно. Не хотел, чтобы вы ее заметили, если случайно окажетесь поблизости после моего приезда.

Я не потрудилась объяснить, как мало меня это волнует. Перевернув подушку сухой стороной к щеке, я посмотрела в сторону окна. Дела подождут до утра. Я ничего не могла поделать, и здравый смысл подсказывал, что, если Ричарду Байрону нужны от меня сведения, он по крайней мере не убьет меня во сне. Так же как не рискнет прибегнуть к насилию теперь, когда люди находятся в пределах слышимости, а я, испугавшись, могу решиться на полицейское расследование. Я была все еще полностью одета, поэтому сбросила туфли, закуталась потеплее в жакет и свернулась калачиком, спиной к другой кровати.

Ричард Байрон спросил:

– Кто такой Джонни?

Я коротко ответила:

– Не собираюсь с вами разговаривать. Буду спать.

Послышался тихий скрипящий звук – он тушил сигарету в пепельнице между кроватями. Молчание. Пружины его кровати тяжело застонали, и я напряглась. Но он просто расслаблялся и устраивался поудобнее.