Мадемуазель Синяя Борода

Отойдя от кресла в угол и скрестив руки на груди, он будто пытался отгородиться, защититься хотя бы таким способом – держаться от пани Гражины подальше, насколько это возможно. Да разве от чудодейственной силы, исходящей от нее, поставишь щит? И все равно он мужественно заявил:

– Я уже говорил, что меня не привлекают румяные щеки, доверчивые глаза и деревенское воспитание. Впрочем, не это главное. Меня не привлекает ваша интрига.

Это было смелостью, которую он позволил себе впервые. Пани резко встала, но хотя гнев переполнял ее, говорила она достаточно спокойно, потому что была уверена в себе:

– Хочу напомнить вам, мой друг, что ваша сестра для нас потеряна. Хочу напомнить вам, что в отличие от вас она была куда расторопней и сообразительней…

– Вы изуродовали ее, – выдавил Анджей.

– Молчать, щенок! – тихо, но властно произнесла она. – Я оплачиваю ваши счета, ваши долги. Когда же вы принесете пользу? Так вот, запомните: презирать имеет право независимый человек, а вы таковым не являетесь. И еще запомните: то, что вы называете «уродством», дало вам превосходное образование, возможность прекрасно жить и ничего не делать. Далее запомните: меня сейчас заботит не состояние, которое сумела добыть Янинка… Меня беспокоят мои письма. Слышите? Письма! Если они попадут кое-кому в руки, нас обоих повесят. Вас заодно со мной. Надеюсь, вам это понятно?

– Вы… что вы написали в тех письмах? – расширились глаза у Анджея. – Кому вы писали? Зачем?!

– Я писала друзьям, живущим за пределами этой страны. Думаю, скоро нам понадобится их помощь. А в письмах, друг мой… сплетни. Да, да, сплетни. Но в них легко отыскать политический смысл.

– Вы сумасшедшая.

– Да, наверное, – нахмурилась она. – Вы молоды, и вы мужчина. Этот мир создан для мужчин, значит, для вас, поэтому вы не понимаете меня. На мою долю выпала нелегкая участь: я была мужчиной и женщиной в одном лице и ни в чем не давала себе послабления. Я торговала собой, как последняя девка, потому что другого пути у меня не было. Но я высокородная девка, и дорогая к тому же. Однако, друг мой, у меня была одна слабость – вы и ваша сестра, на вас ушло мое состояние. Вас я мечтала сделать преемником, ибо вам легче найти общий язык с себе подобными, легче покорить дам, легче защититься самому и защитить нас. Но вы проявили завидную леность, которая мне никогда не была по карману. Вы путешествовали, волочились за юбками, ночи напролет пили шампанское и играли в карты, ездили в оперу. И ни разу не спросили: откуда берется золотой дождь? Помощником моим стала Янинка, а не вы. Она делала то, что мне уже не под силу. И последнее запомните: идея принадлежала не мне, а ей, и вы об этом знаете. Ей казалось легким делом завладеть богатствами Гордеевых, она почти справилась… – Пани с трудом давались воспоминания, она сделала небольшую паузу. – Так почему же вы в то время не запретили ей?

– Я не знал, что это ее погубит, – виновато опустил голову Анджей.

– В таком случае ваш благородный гнев должен найти более уместный выход. Мне, как и вам, больно за происшедшее. Янинка должна была переправить мои письма, но…

Пани Гражина встала и перешла к окну, кажется, пряча слезы. Если б хоть раз она заплакала, проявив слабость, Анджей прижал бы ее к груди с сыновней любовью, сказал бы ласковые слова утешения. Однако этого никогда не случалось, пани Гражина была будто закована в броню. Он приблизился к ней и заглянул в лицо – нет, глаза ее оставались сухи.

– Что в письмах? – по-деловому спросил он.

– Так… Несколько строк о внутренней политике, об интересах России в Греции, интересах в Крыму… планы кое-какие. У меня, с моими связями, была возможность узнавать о них. Ну, и еще в тех бумагах мое отношение к некоторым особам. Высокопоставленным особам, которых я остроумно высмеяла.

– О, боже! – прикрыл он глаза ладонью с длинными пальцами. – Нам конец…

– Да, – согласилась она. – Если мои письма попадут канцлеру, нам наступит конец. Постарайтесь этого не допустить, милый. Идите к ней.

– Она возненавидит меня.

– Вас?! – вытаращила глаза пани Гражина. – Вы с ума сошли? Вас невозможно ненавидеть, вас можно только любить. Страстно.

– И все же, мадам, если она не согласится добровольно отдать картину?

– Возьмешь ее силой. Я имею в виду нашу «гостью». Потерявши честь, русская девица будет счастлива, когда ты поведешь ее под венец, и отдаст тебе все, что ты потребуешь.

– Да? – упрямился он. – И кто же нас обвенчает? Юзек, переодевшись попом?

– Православный священник. Настоящий.

– Но я не хочу жениться на ней! – снова взбунтовался Анджей. – Я не люблю ее! И я не православный!

– Вы примете ту веру, которая нужна в данный час, – сказала, как отрубила, пани. – Все. Мне надоело препираться. Когда наш план увенчается успехом, поступите с ней как заблагорассудится. Хоть утопите, хоть выгоните. А сейчас идите, друг мой, идите. Она несколько дней сидит взаперти, настрадалась в одиночестве, сломлена. Пора вам протянуть ей руку.

Анджей побрел на верхний этаж в комнату Наташи.