Мадемуазель скульптор

Звали Янковица Антуан. Утверждал, будто бы его предки — венгры, но подозреваю, что на самом деле — венгерские евреи, перешедшие в католичество, впрочем, вряд ли это важно. А в последнее время Янковицы служили при дворе польского короля Станислава Лещинского — тестя нашего Людовика XV (то есть дочь Лещинского и есть французская королева Мария-Антуанетта). А когда Лещинский отрекся от польского престола (опускаю подробности, ибо в польских делах сам черт ногу сломит), перебрался во Францию, где его зять, Людовик XV, подарил тестю городок Люневиль и окрестности. Тут пан Станислав и зажил со своим двором, включая Янковицей, а потом трагически погиб (он уснул около камина, загорелся и умер от ожогов). А Людовик вернул Люневиль под свою корону, но никто из свиты бывшего польского короля на родину не уехал. В том числе и Янковицы. Антуан родился вскоре после смерти Лещинского — в 1769 году, а когда подрос, то окончил школу прапорщиков и сделался офицером. После революции встал на сторону восставших и возглавил национальную гвардию Люневиля (а нацгвардия тех времен — вовсе не регулярная армия, к ней подходит русский термин «ополчение», то есть вооруженный люд, добровольцы).

Антуан был высок и широкоплеч, с черными как смоль волосами и красивыми карими глазами, но совсем не насмешливыми, как у Фальконе и у Машеньки, а печальными, выражавшими грусть еврейско-венгерско-польского народа. Говорил по-французски безукоризненно, чрезвычайно учтиво, обходительно, обнаруживая неплохие знания в музыке, литературе и изобразительном искусстве. Между прочим, он сказал:

— Знаю, что мадемузель Мари — внучка величайшего скульптора Фальконе. Видел в газете изображение его памятника Петру в Петербурге. Это шедевр. Счастлив познакомиться с вами.

Мы ответили, что счастливы тоже.

Угостили его обедом, Антуан ел предложенные ему блюда с аппетитом и нахваливал наше кулинарное мастерство, мы смеялись. Машенька на клавесине, а Филипп на свирельке усладили слух гостя несколькими мелодиями. А потом мы сыграли в карты. Во втором часу пополудни он заторопился и, поцеловав нам ручки, ускакал во весь опор, обещая когда-нибудь еще заглянуть.

— Ну, что скажешь? — я спросила Машеньку после отъезда Янковица.

Улыбнувшись, дочка проговорила:

— Очень милый молодой человек. Если бы он сделал мне предложение, я бы согласилась.

— Ты серьезно?

Егоза хохотнула:

— Да, почти. То есть замуж мне пока рановато, рассуждаю чисто теоретически.

— Значит, он тебе понравился…

— Что скрывать? Да, понравился. Ощутила в нем родственную душу.

— Это самое главное.

Антуан приезжал к нам в гости регулярно, раз в две-три недели обязательно, привозил подарки, а в конце сентября 1792 года попросил у меня руки моей дочери. Я кивнула:

— Если Машенька не против, я не против тоже.

Машенька ответила утвердительно.

Свадьбу сыграли в октябре в Люневиле, проводил бракосочетание отец Даниэль, а Мари-Люси вывел к алтарю верный наш Филипп. Молодые поселились по месту службы Антуана, мы же со слугой возвратились к себе в Маримон.

Так мне сразу сделалось непривычно в доме без доченьки! Без ее голоса, звонкого, игривого, без ее запаха. Только Герцог, распушив хвост, важно дефилировал по комнатам, полагая, что теперь он здесь главный.

Как и я, Машенька смогла родить только с третьего раза. В 1806 году подарила мне внука, получившего после крещения имя Ансельм.

4

Годы бегут стремительно, мне уже перевалило за семьдесят. Но еще пока в здравой памяти и хожу сама. Обитаю по-прежнему одна, лишь служанка Жанна помогает по дому (дорого Филиппа похоронили семь лет назад). Есть собака, новый кот, но, конечно, человеческого общения часто не хватает. Что поделаешь! Я не жалуюсь. И совсем не жалею ни о чем. Все, что происходило, вспоминаю с удовольствием.

Пережили Наполеона, слава Богу. Мне он был всегда малосимпатичен. Выскочка и позер. Думал только о своей славе, загубив во имя нее четверть нации. А когда в 1814 году наступали союзники на Париж, все боялись русских, кроме меня, знавшей, что они зря губить французов не станут. Так оно и случилось. Антуан перешел на сторону Бурбонов, и когда воцарился Людовик XVIII, тот присвоил моему зятю титул барона. Машенька теперь именуется «баронесса де Ян-ковиц». Да, забавно. Никогда не думала, что сделаюсь матерью баронессы!

Брат в Париже продолжает вести дела, но по большей части формально, передав бразды правления магазином и мастерской сыну. Марк давно женат, у него трое ребятишек — стало быть, моих внучатых племянников, из которых я никого не видела. Замужем и Жюстин, но детей не имеет.

Александр Фонтен скрипит понемногу, правда, уже давно не работает сам в бывшей мастерской Лемуана. Дочь его — мать двоих детей, сыновей, оба стали военными и служат на флоте. А вот сын, тот, который от Поммеля, оказался пройдохой — схвачен был на грабеже и пропал на каторге.