Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц

Когда Франклин наклонился к поросятам, полы его тяжелого армяка упали на солому в загоне. Это был богато украшенный тулуп из овчины, под весом которого Франклин чуть не свалился на землю. Армяк принадлежал Шандору-старшему и был подарен его сыну в качестве семейной реликвии. Он был слишком богато расшит для крестьянского тулупа, эта вышивка обошлась Шандору-старшему в изрядную сумму. Рукава армяка, как это принято почти у всех мадьяр, уже давно были зашиты, чтобы использовать их в качестве карманов, поэтому Франклин носил его как теплую накидку.

Франклин высунул наружу руку и похлопал по боку вначале одного поросенка, затем другого. Жирные! Сплошной жир! Они оба были очень хорошо откормлены. Франклин ухватил одного из поросят за шкуру, чтобы оценить слой сала. Тот был толщиной не меньше, чем на два пальца. Франклин остался доволен. Зимний сезон забоя поросят был в самом разгаре, и он убедился в том, что за поросят Марицы можно запросить очень много.

* * *

Меховая шапка Михая висела на крючке рядом с дровяной печью. Слой снежинок, облепивших ее, быстро растаял в тепле дома. Шапка была толстой и имела круглую форму, а не куполообразную, как было принято у обычных крестьян. Из-под ее околыша выглядывала тонкая сигарета. Михай всегда держал там сигарету про запас.

На крючке рядом с шапкой висела фуфайка Михая. За долгие годы но́ски она приняла очертания своего хозяина, поэтому ее спина стала более покатой, чем раньше, чтобы охватывать его все более округляющиеся плечи, при этом перед остался практически без изменений.

Карманы фуфайки оттопыривались от предметов, которые Михай держал в них. Там были небольшие заметки, которые он делал на клочках бумаги, коробка со спичками и золотые часы, цепочка от которых свисала из кармана. Марица видела, как та искрилась и переливалась на свету. От фуфайки Михая пахло всем тем, чем обычно пахло от самого Михая: спиртным, табаком, табачным дымом, древесной стружкой, лошадьми, чесноком.

С внутренней стороны фуфайки тоже были карманы, куда Михай обычно складывал свои железнодорожные билеты и другие бумаги, необходимые в дороге. В одном из глубоких внутренних карманов Михай держал свой перочинный нож и набор специй: ему нравилось быть во всеоружии на тот случай, если его неожиданно пригласят на ужин. Марица почувствовала сильный запах этих специй, когда расстегнула фуфайку.

Ни один мужчина еще никогда не обманывал ее. Но теперь до нее дошли крайне неприятные для нее слухи.

Марица похлопала по карманам фуфайки. За долгие годы ее но́ски их края засалились, в их швы набилась грязь. Марица начала вслепую обшаривать все карманы поочередно. Засохшие частички грязи и крошки табака, оставшиеся в уголках карманов, впивались в кончики ее пальцев, лихорадочно обследовавших карманные полости. Она ощутила холод авторучки, нащупала счастливый камень, который Михай как-то подобрал на дороге, обнаружила его футляр для очков.

Письмо было сложено пополам и аккуратно уложено во внутренний карман. Михай так часто перечитывал его – разворачивал, читал, складывал обратно, – что бумага истрепалась и стала похожа на тряпочку. Марица вцепилась в письмо ногтями и вытащила его наружу.

После этого она прислушалась, стараясь понять, где сейчас Михай. Из-за тяжелого, слипшегося в корку снега все звуки, доносившиеся со двора, были предельно отчетливыми. Вот отодвинули задвижку на двери хлева. Вот поприветствовали соседа, появившегося, судя по всему, за забором. А вот со скрипом отворилась дверь хлева, после чего раздалось негромкое фырканье и хрюканье поросят.

Письмо было сильно истерто на сгибе, там в некоторых местах уже порвались тонкие волокна бумаги. Марица осторожно развернула его и аккуратно разгладила хрупкий истрепавшийся листок.

Письмо было помечено как отправленное из Будапешта. Почерк был весьма изящным. Буквы витиевато выстраивались в слова, а те элегантно размещались на странице по строчкам. Каждое слово располагалось через аккуратные промежутки, словно выстроенные хореографом. По почерку и по самому тексту письма, от первой строчки, с датой отправления, и до последней, с подписью его автора, было очевидно, что его писала женщина. Слова прыгали перед глазами Марицы, когда она изо всех сил старалась удержать письмо в своих дрожавших руках.

Она услышала шаги Михая у поленницы дров. Движение его руки, когда он смахивал снег с поленьев. Его кряхтенье, когда он поднимал упавшие дрова, чтобы вернуть их в поленницу. Сердце Марицы бешено забилось. Она постаралась поскорее прочитать обнаруженный компромат.

На крыльце было несколько скрипучих ступенек, и они возвестили о появлении Михая, который должен был через несколько секунд переступить порог дома. Марица слышала глухой стук его ботинок, когда он пытался напоследок стряхнуть с них снег.

Марица нервно потеребила письмо, словно решала, как же с ним поступить. Оно было похоже на перышко в ее руке, готовое выпорхнуть на волю.

Услышав, как отодвигается засов входной двери, Марица быстро сложила письмо и положила его обратно во внутренний карман фуфайки Михая.