Мадьярский рикошет

– Вы совершенно правы, у меня сначала тоже вырыли большой подвал, но оказалось, что здесь очень близко грунтовые воды. Весной все залило. Поэтому я засыпал бо́льшую часть, оставил только небольшой угол. Да мне больше и не надо.

– А откуда в сарае матрасы, простыни, разобранные кровати? Это для кого?

Хемет вздохнул:

– Ни для кого. Это еще во время войны, когда венгерские части отходили вместе с немцами, у дома сломался грузовик. Солдаты поначалу уехали на другой машине. Я сунулся в кузов, думал, может, продовольствие? С едой тогда плохо было. А оказалось, кровати да мешки с матрасами. Выгрузил да припрятал. Хоть что-то. Стянул что успел. Солдаты вернулись, машину прицепили к танку и отволокли, даже не заглянув в кузов. Ну, а я все в сарай сложил. Хотел продать. Только никому эта рухлядь не нужна.

– И простыни со времен войны? – недоверчиво посмотрел на хозяина Шандор.

Хемет не растерялся:

– А чего им будет? Я их постоянно в погожий день вывешиваю во дворе. Если спросят, зачем мне это, не скажу, не знаю, просто храню, и всё. Если вам нужны, забирайте. Отдам дешево, у меня каждый форинт сейчас на счету.

Стоявший рядом капитан Олах произнес:

– Это заметно. Чтобы содержать такой домино да целую усадьбу, надо много денег.

– Обходился и обойдусь. Подачек не прошу. А как зарабатывал, спросите у председателя кооператива. Если найдете. Он, говорят, как на митинг в Будапешт подался, так и не вернулся.

– А вы почему не пошли на манифестацию? У магазина женщина сказала, мужчин более половины ушло в город.

– Чего мне там делать? Революции да стачки – это дело молодых, а я свое отвоевал.

– На стороне Гитлера?

– У вас есть ко мне претензии? Или обвинения? У нас в стране кто Гитлеру служил, кто Сталину, а по мне, так лучше бы о своей родине заботились. Но так не бывает. Сильный пожирает слабого. Что еще будете смотреть?

Шандор присел на стул:

– Нам известно, что кооператив передал вам в пользование грузовик «Чепель». Это так?

Хемет спокойно ответил:

– Так.

– И где он?

– Не поверите, угнали. Как раз в ночь на двадцать третье. Он у меня во дворе стоял. Выхожу, а грузовика нет. Пошел к председателю, а тот только уехал в Будапешт. Заявление не писал. Решил дождаться, пока все закончится.

Шандор внимательно посмотрел на Хемета:

– Значит, говорите, угнали?

– Да, гражданин подполковник. Хорошая машина. Жалко.

– И вы ничего не слышали?

– Слышал какую-то возню во дворе. Думал, мародеры, ружье взял, зарядил, сидел тут в комнате, а потом слышу, заработал двигатель.

Подполковник перебил Хемета:

– Дальше я слышал.

Раздался шум двигателя ГАЗ-69 группы «Дон».

Вскоре в дом вошли Семенов, Павленко и Богданов. Лейтенант Еремин и старшина Рябов остались охранять автомобиль за садом, заодно отслеживать обстановку.

Майор тут же спросил хозяина:

– Понимаете по-русски?

– Да.

– Хорошо.

Он повернулся к Шандору:

– Что здесь, Бартош?

– Чисто.

– «Чепель»?

– Хозяин говорит, угнали в ночь на двадцать третье октября.

– Угнали, значит. А между тем он в ста метрах отсюда, в лесу. Целый и невредимый.

Хемет воскликнул:

– Правда? И не битый?

– Вам лучше знать.

– Да откуда? Это хорошо, что машина нашлась, иначе пришлось бы отвечать.

Семенов посмотрел на хозяина:

– Изволите дурочку валять, господин Хемет?

Хозяин подворья изобразил крайнее удивление:

– Что? Дурочку? Почему вы оскорбляете меня? И кто вы?

– Твой приговор, если будешь и дальше паясничать.

– Ничего не понимаю. – Он умоляюще взглянул на Шандора: – Гражданин подполковник, кто этот человек?

Шандор обернулся.

Семенов повысил голос:

– У нас есть сведения, что ты, фашистский недобиток, пригрел у себя диверсионную группу капитана Петера из Германии. Тебе назвать имена и фамилии остальных боевиков? Даже их звания, которые они носили во время войны? Ну?

Хемет взял со стола графин с водой. Но руки его так тряслись, что он облил рубашку:

– Вот черт. Надо поменять. Можно?

– Меняй!

Хемет снял рубашку, повесил ее к окну, раздвинув шторки. Присел на стул.

– Я заявляю вам, господин не знаю кто. Никого я у себя не пригрел: ни диверсантов, ни партийных активистов. Венгерские сотрудники безопасности все осмотрели. То, что вы нашли «Чепель», не доказывает ничего. Его угнали. Почему бросили там же, откуда забрали, не знаю, спросите у тех, кто угонял, если поймаете. Я служил в вермахте, но, извините, вся наша страна была союзницей Германии. Прошло одиннадцать лет, как это безумие закончилось. В том, что власть довела народ до восстания, я не виноват. И сам я не участвую в бунте. Как видите, я нахожусь на своем подворье. Если вы считаете, что я нарушил закон, арестуйте меня, посадите в тюрьму. Но не надо оскорблять. Вы, господин русский, извините, не у себя в Союзе. И, кстати, вас сюда никто не звал.

Семенов побагровел:

– Не звал, говоришь? Ошибаешься, ваша власть и позвала. А ты…

Он не договорил – в комнату вошел Еремин:

– Товарищ майор?

Семенов вышел:

– Что, лейтенант?

– Григонько вызывает по связи, но почти ничего не слышно, помехи сильные, отчего – не пойму.

– В доме есть телефон. Я позвоню. Что за оградой?

– Да тихо все!