Мадикен (сборник)

– Ты уж стой тут и жди, – сказала Альва.

– На одной ножке, – с хохотом добавила Лисабет, заливаясь звонким смехом.

Пока они искали, Мадикен стояла и плакала. Одна-одинёшенька среди вечерних сумерек. По-прежнему горит костёр, по-прежнему звучат песни, на небе уже проглянули бледные звёздочки, – чудесный весенний вечер, лучше которого и быть не может. Но для Мадикен на земле больше нет ничего хорошего. Она стоит на одной ножке и плачет.

А Лисабет и Альва ищут и спрашивают у каждого встречного-поперечного. Но сандалии нет как нет. В конце концов у Альвы опустились руки.

– Придётся тебе скакать домой без сандалии, – говорит она. – Цепляйся уж за меня и скачи, потому что нести тебя на руках я не согласна.

Бедная Мадикен – какое возвращение! Вместо юной барышни – гордости Юнибаккена домой, повиснув на Альве, поскакала мокрая, выпачканная в грязи, хнычущая и хлюпающая носом Мадикен. И дорога домой кажется такой длинной, когда её всю нужно проскакать на одной ножке! Время от времени, не в силах больше скакать, Мадикен пробует ступать на обе ноги. Но левой ноге это совсем не нравится. Дорога – каменистая, холодная и к тому же мокрая. Тогда Мадикен снова принимается скакать, она скачет и всхлипывает. Альва её очень жалеет. Лисабет, конечно, тоже, но её так разбирает смех, что она не может удержаться, хотя и побаивается, потому что Мадикен очень сердится.

Немного позади идёт Аббе и весело насвистывает, но Мадикен от этого не становится веселее.

Когда они прошли полдороги, Аббе вдруг кричит:

– Послушай, Мадикен! Я что-то никак не могу понять, отчего это ты всё время скачешь на одной ножке?

Мадикен ничего не отвечает, а только всхлипывает. Вместо неё отзывается Лисабет:

– Потому что у неё только одна сандалия! Представляешь себе!

До сих пор Мадикен делала вид, будто ничего не слышит. Но тут уж она не выдержала. Громко зарыдав, она бросилась в объятия Альвы, изливая в слезах своё горе и оплакивая неудавшийся вечер и злополучные сандалии.

Тогда Аббе забежал вперёд и загородил им дорогу. Он встал перед ними в своей широченной куртке и, склонив набок голову, с сожалением смотрел на Мадикен. Потом он сказал:

– Когда я был у костра, мне откуда-то на башку свалилась сандалия. Может быть, она тебе пригодится?

Альва вздрогнула так, точно рядом взорвалась бомба. Вытаращив глаза, она смотрит на Аббе, на сандалию в его руке, затем вырывает у него сандалию и хватает его за вихор:

– Ах ты поросёнок этакий! Неужели ты всю дорогу так и нёс сандалию и ничего нам не говорил?

Аббе вырывается от неё:

– Откуда мне было знать, что старый хлам, который мне свалился на башку, – это её туфля? Так бы сразу и говорила!

– Ах ты поросёнок! – снова повторяет Альва.

В ту ночь Мадикен спала крепко. Прошедший день выдался на редкость долгим, замечательным, полным потрясений. «Вот какие бывают дни», – засыпая, подумала Мадикен.

Наутро она проснулась рано. Потому что Лисабет уже сидела на корточках возле печки и заколачивала гвозди в полено. Под такой шум не больно-то поспишь.

Мадикен сразу перевесилась с кровати, чтобы посмотреть на свои сандалии. Сандалии были на месте. Добрая Альва всё сделала, как обещала. Она их помыла, почистила щёткой и навела такой блеск, что они стали совсем как новые. Только чуть-чуть потемнели, а так ничего не заметно.

Мама ничего и не заметила. Она пришла и принесла девочкам в постель горячего шоколаду, в честь Первого мая. И тут она увидела сандалии.

– Ну вот, сегодня ты можешь их надеть, – говорит мама. – Мы скоро пойдём смотреть, как папа будет идти на демонстрации. Правда же хорошо, что ты их вчера не надевала?

– Я надевала их вчера вечером, – говорит Мадикен, и, так как глаза у неё часто бывают на мокром месте, у неё сразу потекли слёзы.

Тут-то мама всё и узнала, как было дело и как гадко себя вела Мадикен. Хуже всего было не то, что она надевала сандалии, – хуже всего было, что она сделала это тайком от мамы и хотела от неё скрыть свой проступок.

– Зато одну сандалию она сберегла, – говорит Лисабет. – Она прискакала домой на одной ножке. Правда же, Мадикен?

После этого мама узнала и всё остальное.

Мама слушала молча, но у неё было такое выражение, точно она сейчас рассмеётся.

– Да, нечего сказать, хороши у меня девочки! – говорит она наконец.

– Только не я, – говорит Лисабет. – Я не брала сандалии.

– Разумеется, ты не брала. Зато я должна передать тебе привет от бургомистерши. Вчера вечером я встретилась с ней в павильоне.

– Да ну её! – говорит Лисабет. – Она же глупая.

Мама замолчала и долго ничего не говорила.

– Но ты нас всё-таки любишь? – робко спросила Мадикен.

– Конечно, любит, – сказала Лисабет.

И мама с ней согласилась:

– Конечно, же я вас люблю! Что бы вы, две дурошлёпки, ни натворили, это дела не изменит. Никогда, никогда в жизни!

Лисабет смеётся и делает ангельское личико.

– Я так и знала, – говорит она и снова принимается стучать молотком.

Что значит – бедность беззащитна?