Мадина

      Первопричиной была, конечно, Мад, относившаяся теперь к поступкам брата более терпимо и в случае необходимости защищавшая его от родительского гнева. - Что ты там нашла интересного? - Мус. оставался стоять в дверях. - Опять собираешься смыться? Иди- ка посиди со мной. Мус. послушно сел рядом, глядя то на сестру, то на закрытую книгу, лежащую у нее на коленях. "Как он вырос за лето. Вон и усики уже растут"- с неясностью подумала Мад. разглядывая густой темный пушок на верхней губе брата. - Чего уставилась? - спросил нарочно грубовато, чтобы скрыть свое непонятное смущение. - Мустик, а ты тоже, как Муслим, усы отрастишь? - заулыбалась Мад. - А что? - Мус. невольно потянулся к верхней губе, провел по ней пальцами. - Да ничего. Тебе пойдут. Ох, и красавец же парень будешь! Все девки за тобой будут бегать, - сказала Мад, с удовольствием обнаруживая тень смущения на лице брата. - Ты для этого меня позвала? Нашла о чем говорить, - пренебрежительно скривил губы Мус. и с чувством собственного превосходства заключил: - Одно слово- девчонка! - Ну что ты вскочил? Между прочим, у меня к тебе серьезный разговор. Мус. опять сел в выжидательной позе, готовый в любую минуту уйти. Мад. немного помолчала, собираясь с мыслями. - Что вам в школе про войну во Вьетнаме рассказывают? Когда же Америка оставит его в покое? Мус. удивленно поднял брови и в след. секунду рассмеялся, поняв, что она задает этот вопрос на полном серьезе и в самом деле ждет от него ответа. - Представляешь, я еще не говорил с президентом на эту тему- как- то случая не подвернулось! А потому не могу пока судить о его дальнейших планах на сей счет, - сказал он, пытаясь принять важный вид. - Да ладно тебе, - улыбнулась Мад, осознав нелепость своего вопроса. - Просто, знаешь, как подумаю о войне- мне аж жутко становится, кровь в жилах стынет. - А ты чего боишься? Уж к нам- то никто не посмеет сунуться. Если кто и сунется, тому все зубы повыбьем и хребет переломаем. Всегда так было.

      С улицы донесся условный свист. Мус. как по команде поднялся. - Таким тоном говоришь, словно во всем этом есть твоя личная заслуга. - Так я же не о себе, а о стране говорю, которая- как и я! - никогда никому не покорялась, - на ходу выговорил Мус. и скрылся за дверью. Оставшись одна, Мад. вновь задумалась, глядя на царящий за окном ясный солнечный день, на пронзительно голубое небо. С внутренним содроганием вспомнила увиденных на экране вьетнамских детей, заслоняющихся худенькими ручонками от летящего над головой американского бомбардировщика. Вспомнила смертельный страх, наполнявший округлившиеся дет. глаза, с ужасом следившие из- под ручонок за смертоносной птицей. Сердце ее защемило чувство сострадания к далеким и совсем незнакомым людям, вынужденным безвинно переносить ужасы войны, и она предалась наивным мечтаниям. В ее воображении одна за другой рисовались различные картины возмездия: то по какому- то волшебству на агрессоров обрушивается повальный мор, то в районе их расположения возникает сильнейшее землятресение или проносится небывалой силы смерч, сметая всех их с лица земли. . . Эти воображаемые картины не успели еще как следует утолить невольно возникшую в сердце жажду мести, как со двора послышался шум, стукнула входная дверь. Мад, потягиваясь, встала, сделала несколько энергичных движений, окончательно стряхивая с себя оцепенение. Все семейство Наташи сидело за ужином, и, как ни отговаривалась, Мад. пришлось принять участие в трапезе. Сережа, сидевший напротив, неумело отвечал на заговорщическое подмигивание Мадины. Мальчику явно доставляло удовольствие ее присутствие, уже само по себе разнообразившее наскучившее застолье. Он весело, с готовностью отвечал на чуть заметное подмигивание старательным прищуриванием обоих глаз и незаметно для родителей гримасничал. Мад. забавляли его выходки, и она потихоньку провоцировала их.