Читаем Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка полностью

Тем не менее вторая беременность была совсем не похожа на первую. Во-первых, теперь у меня была Мадлен, которую следовало нянчить и развлекать, то есть времени на то, чтобы спрятаться от всех и немного отдохнуть, не было. Но самым существенным было то, что я физически чувствовала себя по-другому, даже в первые недели. Весь второй месяц мне ужасно хотелось жирной еды. Затрудняюсь сказать, сколько моих эсэмэсок со слезными просьбами купить по дороге домой чипсы получил за это время Джерри. Вообще-то в обычной жизни мне противно даже думать о таком количестве жира, но тогда мой организм утверждал, что это именно то, что мне нужно. Джерри и мои друзья подтвердят, что сочетание слов «Кейт» и «голод» — это что-то экстраординарное. Но на той стадии беременности мое тело требовало чипсов, хот-догов, пиццы и батончиков «Марс», и я поглощала их в огромных количествах.

И, как оказалось, не напрасно, потому что следующие пять или шесть недель меня беспрерывно тошнило. Помню, меня посещали сомнения, смогу ли я снова пройти через все это, что, учитывая мое безграничное желание иметь большую семью, говорит о том, насколько плохо мне было. Я не могла есть, и даже воду глотать мне приходилось через силу. Запах еды и само упоминание о ней вызывали острую реакцию организма. Слыша, как Джерри обращается к Мадлен с вопросом: «Не хочешь картошки с брокколи?», я зажимала уши и сворачивалась в клубок.

Не знаю, осознанно это происходит или нет, но все мы чувствуем себя лучше, когда те, кто находятся рядом с нами, хорошо питаются. Я всегда испытываю огромное удовлетворение, когда вижу, как мои дети с аппетитом уплетают то, что я им приготовила. И Джерри начало беспокоить мое отвращение к еде. Он волновался обо мне и о малышах, и, я уверена, скучал по тем временам, когда мы втроем садились за обеденный стол. Но я ничего не могла с собой поделать: мое тело хотело, чтобы его ничто не беспокоило.

Еще одной заботой стали постоянное давление и ощущение дискомфорта в области нижнего таза на шестнадцатой неделе беременности. Помню, как следующие восемь недель я гуляла по Амстердаму, поддерживая руками живот, чтобы хоть немного уменьшить его вес, при этом забавляя весьма энергичную Мадлен. Учитывая, насколько гладко прошла моя первая беременность, я немного волновалась. Но всего лишь чуть-чуть: в конце концов, ведь результат этих страданий был более чем оправдан.

Однако вскоре дело приобрело драматический оборот. На двадцать четвертой неделе ультразвуковое сканирование шейки матки через влагалище (чем она короче, тем больше риск преждевременных родов) выявило, что она сократилась до минимальных размеров. Меня сразу положили на каталку и отвезли в палату, где я должна была лежать на кровати, не вставая, чтобы уменьшить гравитационное давление. У меня сами собой потекли слезы, но не из-за угрозы срыва беременности, а из-за того, что придется разлучиться с Мадлен. «Если дети родятся сейчас, — прямо заявил мне врач, — они умрут». Может быть, он слишком плохо владел английским для того, чтобы проявить сочувствие или такт, а может, в Нидерландах просто так принято разговаривать с пациентами, не знаю, но, как бы то ни было, когда я осознала всю серьезность своего положения, страхи мои усилились и я стала чаще молиться. К счастью, тогда у нас гостил мой отец, и он мог помочь Джерри с Мадлен. Через несколько дней неподвижности мое состояние улучшилось, и мне разрешили вернуться домой при условии, что и там я буду двигаться не больше, чем в больнице. А попросту — лежать не вставая. Поэтому с того дня и до самого рождения малышей нам с Джерри нужна была помощь, и когда отец уехал, на смену ему явились наши с Джерри мамы. А потом, в течение следующих шести недель, со всей Великобритании к нам на подмогу начали съезжаться друзья и родственники, которых мы должны были каким-то образом размещать в своей небольшой квартире. Я была лишена возможности заниматься Мадлен, даже просто играть с нею. Все, что мы могли, — это лежать, обнявшись, на кровати. И все же я радовалась тому, что мне, по крайней мере, не пришлось остаться в больнице.

В том году не только осложнения беременности омрачили нашу жизнь. В 2003-м отцу Джерри поставили диагноз рак пищевода, и он слабел с каждым днем. Бедной Айлин пришлось наблюдать, как жизнь покидает ее мужа, с которым она прожила больше сорока лет. Она и сама болела, ей пришлось перенести гистерэктомию, а также операцию по удалению опухоли слюнной железы и курс радиотерапии. Потом неожиданно распался брак наших очень хороших друзей, как раз перед тем, как их дочери исполнился годик, и нам пришлось приютить одинокую мать с ребенком. Тогда Джерри называл 2004-й нашим annus horribilis[2], но все эти невзгоды меркнут в сравнении с тем, что нас ждало впереди.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века