Читаем Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка полностью

Примерно с восьми утра мне начали звонить и присылать текстовые сообщения друзья из Великобритании, которые узнали о случившемся из новостей. В основном это были сообщения типа: «Пожалуйста, скажи, что это не твоя Мадлен».



Примерно в девять мы все вместе вышли на Руа Доктор Агостино да Силва узнать, что происходит, и найти полицейских из СП. Патруль НРГ мы увидели, хотя по-прежнему не было заметно, чтобы они предпринимали какие-то активные действия. Так чем же занималась полиция? Трудно сказать. Согласно документам судебной полиции, к которым мы не имели доступа до августа 2008-го, в Прайя-да-Луш 4 мая в два часа ночи были привезены две собаки-ищейки, а в восемь утра — еще четыре спасательно-розыскных собаки. Я же не помню, чтобы видела служебных собак до утра, и если полицейские проводили какую-то розыскную работу, это заметно не было.

Согласно тем же документам, поисковых собак привлекли к делу в одиннадцать часов вечера 4 мая. Действительно, на следующий день (когда именно, я не запомнила, но, скорее всего, утром) один из офицеров НРГ попросил у нас что-нибудь из вещей Мадлен для идентификации запаха. Я принесла розовое одеяло, которым мы всегда укрывали ее ночью, и кое-что из одежды Мадлен, но они взяли только одеяло. Несколько человек, которых я приняла за отдыхающих, ходили вокруг нашего корпуса, и кто-то из мужчин предложил помощь. Стив Карпентер рассказал нам, что был у Джона Хилла, управляющего комплексом, и потребовал открыть и обыскать все пустующие номера (в несезон многие номера были незаняты). Опрос всех находящихся в корпусе до того времени не проводился. Он был проведен только спустя несколько часов, но мне и по сей день неизвестно, насколько полным он был.

К нам пришла женщина, жившая в корпусе, расположенном на противоположной стороне Руа Доктор Гентиль Мартинс. Из окон ее номера была видна наша калитка. Она рассказала, что прошлой ночью видела машину, поднимающуюся по дороге на Роша Негра — черный вулканический утес, возвышающийся над поселком. До этого никто никогда не видел, чтобы машина заезжала так высоко днем, а тем более ночью. Тут же возникло предположение, что Мадлен бросили где-нибудь на вершине нависающего утеса. Я пошла поговорить с полицейским, который немного понимал по-английски. Но он никак на это не прореагировал. «Это был кто-то из НРГ, осматривал местность», — пояснил полицейский.

Я продолжала получать текстовые сообщения и звонки. К этому времени наш друг Джон Корнер, креативный директор одной ливерпульской медиагруппы, уже передал фотографии и видео Мадлен в полицию, Интерпол и новостные компании, чтобы ее портрет как можно скорее стал достоянием общественности, как советует делать Национальный центр США по делам пропавших и эксплуатируемых детей (НЦДПЭД). Одна моя коллега из Мелтон Мобрей предложила нанять частного детектива и вызвалась подыскать подходящего человека. Это предложение заставило меня призадуматься. Тогда я представляла себе частных детективов эдакими одинокими скитальцами наподобие Джима Рокфорда из сериала «Досье детектива Рокфорда». И в то время я не понимала, что именно нам следует предпринять, хотя, конечно же, любая помощь была бы нелишней. Если бы тогда я знала то, что знаю сейчас, возможно, я бы воспользовалась ее советом.

В пятницу из Лиссабона прибыла группа экспертов. В какое время они приехали, мы не знали, потому что жили в другом номере. Их работу мы видели только по телевизору: в новостях показали какую-то женщину с длинными волосами и в гражданской одежде, снимающую отпечатки пальцев с жалюзи на окне детской спальни. Насколько я помню, она работала без перчаток.

Проведя двадцать шесть часов без сна, я начала понимать, что совсем обессилела, но роившиеся в голове мысли, одна страшнее другой, не давали мне заснуть. Каким-то образом рядом со мной неожиданно возникла англичанка средних лет. Она представилась то ли социальным работником, то ли офицером подразделения по защите детей и настояла на том, чтобы я посмотрела ее документы, в том числе, если не ошибаюсь, удостоверение сотрудника Бюро регистрации преступлений. Она попросила меня сесть, сама села рядом и потребовала, чтобы я рассказала ей обо всем, что произошло накануне вечером. Вела она себя довольно бесцеремонно, и ее манеры, да и само присутствие, были мне неприятны.

Дэвид, находившийся с нами в комнате, отвел меня в сторонку и указал на то, что мы не знаем, кто эта женщина на самом деле и зачем она сюда пришла. Он сказал, что я не обязана ей отвечать, если не хочу. А я не хотела. Кем бы она ни была, какими бы полномочиями ни обладала, для меня ее появление стало непрошенным вторжением. И что-то в ней меня настораживало. Так что я отказалась с ней разговаривать. В последующие дни и месяцы эта женщина появлялась еще несколько раз, но я до сих пор не знаю, кто она и чего добивалась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века