Алан Пайк был прав. Постепенно, очень постепенно я стала позволять себе получать удовольствие и расслабляться. Может быть, это был всего лишь вопрос времени — не знаю, но на это ушло больше года. Очень хорошо помню впервые испытанное мною ощущение покоя. Это случилось во время нашего первого после похищения Мадлен семейного отдыха, летом 2008 года в Канаде, в том сказочном одиноком домике на берегу озера. Как-то раз мы с Джерри, вернувшись с пробежки по лесу, увидели, что тетя Нора приготовила для нас восхитительный обед. Наевшись, я пошла в ванную, прихватив с собой стакан красного вина. Я легла в ванну так, что горячая вода омывала мое лицо. Разум мой успокоился, тело расслабилось… И вдруг я почувствовала, что ставший уже привычным огромный груз забот куда-то делся. Это ощущение было мимолетным, но очень приятным.
Однако это медленное «улучшение» усиливает чувство вины. Вся моя жизнь пронизана чувством вины: за то, что случилось с Мадлен; за то, что я выжила после этого ужаса; за то, что всем членам нашей семьи, особенно Шону и Амели, пришлось пройти через это; за то, что я уже не тот человек и не такая жена, какой была раньше; а еще за каждые пять минут, потраченные на себя. Ощущать себя виноватой матери, да еще католичке, вдвойне тяжело. С таким грузом невыносимо жить, и стоит только расслабиться, как он начинает тянуть тебя вниз.
Осознание того, что я стала сильнее и опытнее, чем пару лет назад, помогает справиться с малой долей чувства вины. И я считаю, что это хорошо для меня, для Джерри, для Шона и Амели и для Мадлен.
Наша боль, наверное, самая острая, но все наши родные и близкие друзья тоже испытывают ее каждый день. Фиона, Дэвид, Рассел, Джейн, Рейчел, Мэтт и Дайан никогда не забывают, что они были с нами, когда произошло похищение, и это тяжелые воспоминания. Так много людей скучает по Мадлен: бабушки и дедушка, братик с сестричкой, тети, дяди, крестные. И конечно же, все они беспокоятся о нас с Джерри. У каждого из нас своя жизнь, и мы не всегда ладим между собой. Для нас это очень тяжело, особенно учитывая то, какую поддержку нам оказывали родственники и друзья в последние четыре года.
На некоторых из наших друзей тоже свалились беды, которые в нашей прежней жизни мы бы посчитали очень серьезными. «Все это ничто по сравнению с вашим горем», — говорят они, словно извиняясь за то, что вообще упоминают о своих проблемах. Но смерть родственника, крушение семейной жизни, неизлечимое заболевание — это не «ничто». Мы знаем, что, если кому-то еще хуже, чем тебе, это не уменьшает твою боль. В иерархии людских горестей потеря ребенка занимает первое место, но бессмысленно и жестоко измерять чужие беды таким мерилом. Мы старались как могли поддерживать наших друзей, но иногда наши ничтожные запасы времени и сил не позволяли нам делать столько, сколько нам хотелось бы.
Я осознаю, что от окружающих я иногда жду слишком многого. Поначалу друзья и родственники постоянно были с нами и жертвовали всем, чем только могли, чтобы как-то помочь в поисках Мадлен. Но со временем у людей меняются приоритеты, появляются другие важные дела. Они живут своей жизнью, и это неизбежно и вполне естественно. Но, хоть я и понимаю это, порой мне становится невыносимо грустно оттого, что люди переключаются на другое, когда о судьбе Мадлен по-прежнему ничего не известно. И наверное, я где-то завидую их свободе. Однако же я ни на секунду не сомневаюсь, что, если мы попросим друзей или родственников что-то сделать для нас или просто побыть с нами, они ринутся к нам на помощь без колебаний. По сравнению с другими семьями, пережившими подобные трагедии, в этом нам повезло.