Суббота, 2 июня. На дела, связанные со следствием или проведением нашей кампании, нередко уходило и время, предназначенное для семьи. Так было и в тот день. Прежде чем отвести детей на пляж Прайя-да-Роша, Джерри засел за компьютер, чтобы ответить на электронные письма, накопившиеся за то время, пока мы были в Мадриде. А мне нужно был написать письмо Джоан Роулинг. Пару недель назад одна моя знакомая упомянула, что в июле Джоан собирается выпустить новую книгу о Гарри Поттере, и предложила связаться с ней и узнать, не сможет ли она, проводя рекламную кампанию своей книги, как-то привлечь внимание к Мадлен.
«В июле? — воскликнула я тогда. — В
Нет, Мадлен наверняка к этому времени вернется. Я панически боялась думать, что это может не произойти, что моя подруга допускает мысль, что это может не произойти. Подобное у меня в голове не укладывалось. Мне было крайне необходимо, чтобы Мадлен вернулась завтра, через час, в следующую минуту. Но вот прошло несколько недель, и я обращаюсь за помощью к известной писательнице. Как же я смогла не сломаться до сих пор? Просто поразительно, что могут выдержать мозг и тело человека, сохраняя при этом жизнеспособность! Ты не понимаешь, как тебе удается продолжать жить, и все же ты дышишь, разговариваешь, двигаешься. Я крепко вцепилась в надежду, что, какую бы помощь ни оказала нам Джоан Роулинг через месяц, в ней уже не будет нужды. Однако этого было недостаточно, чтобы я немного успокоилась, хотя бы на день.
Джоан Роулинг не отказала в помощи, и мы очень благодарны ей за это. Когда 21 июля поступила в продажу ее книга «Гарри Поттер и Дары Смерти», она по настоянию писательницы распространялась с новой листовкой о Мадлен.
В воскресенье, 3 июня, ровно через месяц после похищения Мадлен, мы с Джерри открылись друг другу чуточку больше, поделились мыслями, которые до сих пор не могли или не были готовы произносить вслух.
Мы были одни и работали за компьютерами. Было тихо, горел неяркий свет. Не помню, как начался этот разговор, но я рада, что это случилось. Мы заговорили о том, какое сильное чувство вины гложет нас из-за того, что в тот злополучный день мы не были в нашем номере рядом с детьми; о том, почему мы, уходя, не заперли стеклянную дверь. Теперь нам даже было трудно понять, как могли мы быть такими беспечными. Мы вслух допустили, что Мадлен уже нет в живых, что мы, возможно, так никогда и не узнаем, что с ней произошло. Сможем ли мы вернуться в наш дом, в дом, который мы делили с ней? Или нам лучше переехать? Куда? Мы поговорили о своем намерении сделать все возможное, чтобы не позволить подобному случиться с другими, чтобы уберечь другие семьи от того, через что проходили мы. Нам было нужно, чтобы весь этот ужас принес пользу если не нам, то хоть кому-нибудь.
Для меня поделиться этими сокровенными мыслями было все равно что вскрыть нарыв. Когда я призналась в своих страхах и сомнениях, выставила их напоказ, поделилась ими с единственным человеком, который испытывал их в той же степени, мне вдруг стало немного проще их осознавать. Воспрянув духом и наконец немного расслабившись, я той ночью спала безмятежным сном впервые за много-много дней.
В начале июня Джерри позвонил руководитель отдела связей министерства иностранных дел. Он сообщил об озабоченности правительства тем, что Кларенс стал «слишком заметен». Не знаю, что именно он хотел этим сказать. Кларенс действительно был весьма активен, и, возможно, из-за своей открытости и общительности ему не удавалось находиться в тени, как того хотели в министерстве иностранных дел. Быть может, это привлекало внимание к тому факту, что правительство все еще предоставляет нам специалиста по связям со СМИ, из-за чего задавались неудобные вопросы. С момента исчезновения Мадлен прошел месяц, так что они таким образом могли просто мягко указать на то, что нам пора найти собственного помощника.