Мадонна

ГАМСУН. Да, это Стриндберг, которого я помню. Может, чем-то, какой-то особенностью своего дефектного мозга, он чувствовал – должно случиться что-то ужасное. Я помню, он убеждал себя, что спал с этой Юль. А может, и спал. Я думаю, все спали. Кроме меня. Мне она не очень нравилась, если честно, хотя когда впервые появилась в «Черном поросенке» и встретилась со всеми нами, выглядела такой невинной. Это ты привел ее к нам, правильно? Вероятно, не следовало тебе это делать.

7. В хомуте

(ДАГНИ вернулась, одетая, в берлинские апартаменты МУНКА, 1893 г.)

ДАГНИ. Эдди, почему ты не берешь меня с собой, когда уходишь вечером?

МУНК. Я постоянно беру тебя с собой.

ДАГНИ. Только не в «Черного поросенка». Ты меня стыдишься?

МУНК. Только чуть-чуть.

ДАГНИ. Я думаю, стыдишься, иначе познакомил бы меня со своими друзьями.

МУНК. Не уверен, что это место тебе понравится.

ДАГНИ. Это хорошо, что ты решаешь за меня. Тем самым у меня отпадает необходимость решать самой.

МУНК. Есть у меня чувство, что не стоит мне приводить тебя туда.

ДАГНИ. Может, там ты встречаешься с другими женщинами.

МУНК. Давай без глупостей.

ДАГНИ. Ага, теперь я глупая, так? Ты думаешь, я слишком глупая, чтобы говорить с твоими друзьями?

МУНК. Нет, я думаю, они слишком глупые, чтобы говорить с тобой?

ДАГНИ. Я правда хочу пойти.

МУНК. Почему это так важно?

ДАГНИ. Не знаю. Ты так интересно об этом рассказываешь. Все эти писатели и художники. Мне нужно общаться с людьми, Эдди.

МУНК. Дагни, иногда, знаешь ли, мне надо менять обстановку.

ДАГНИ. То есть время от времени тебе нужно избавляться от меня.

МУНК. С тобой я в безопасном месте, отгородившись от выпивки, разговоров и шума. Но если ты станешь частью того мира, я не смогу уходить от него, даже оставаясь с тобой. Ты понимаешь?

ДАГНИ. Это то, что нужно тебе. А как насчет того, что нужно мне? Я приехала из Осло не для того, чтобы сидеть в твоей комнате и ждать, когда ты вернешься домой. Мне нужны новые ощущения, общение с другими людьми. И если ты не приведешь меня туда, я приду сама.

МУНК. Хорошо. Раз это так много значит для тебя.

ДАГНИ. Спасибо, Эдди. Обещаю, ты не пожалеешь. (Обнимает и целует его).

НИЦШЕ (наблюдая, как целуются МУНК и ДАГНИ, обнимаются, шепчутся, готовятся к уходу). Наша судьба контролирует нас задолго до того, как мы представляем себе, что должно произойти. Будущее определяет настоящее. Только на днях я говорил с собой, на самом деле, молился, а поскольку я – Бог, мне приходится говорить с собой или никто не ответит. Но я сказал кое-что интересное в ответ на очень каверзный вопрос, который задал себе. Я сказал, что тот, кто выходит сражаться с монстрами, должен осознавать, что в процессе он сам станет монстром. Довольно глубоко для мертвеца, правда? Я надеюсь, вы не обращаете на меня особого внимания, поскольку я совершенно безумен, как, впрочем, и мертв, и вы ощутите мою вонь даже в соседней галактике, если ветер будет дуть в нужном направлении. Но запомни, Мунк, даже если ты не запомнишь ничего другого, когда ты долго и пристально в бездну, бездна долго и пристально смотрит на тебя. И что, черт побери, это означает?

8. Писатели

(«Черный поросенок», Берлин, 1893 г. МУНК и ДАГНИ только что пришли. Там ГАМСУН, на пятьдесят лет моложе, СТРИНДБЕРГ, ПШИБЫШЕВСКИЙ, НЕМКА и РУССКИЙ).

ПШИБЫШЕВСКИЙ. А вот и он. Где ты пропадал, Мунк? Мы не видели тебя целую вечность. И кто это ослепительное существо, которое ты привел с собой? Неужели это та таинственная норвежская натурщица, которую ты так долго держал при себе?

МУНК. Это Дагни Юль, из Осло. Дагни, это Кнут Гамсун, Август Стриндберг и Станислав Пшибышевский, все писатели, норвежский, шведский и польский соответственно, и при этом самонадеянные, нелепые и безумные, это уже относится к каждому.

СТРИНДБЕРГ. Ваша слава опережает вас, дорогая моя. Мы видели, как Эдвард бродил с вами по городу, но до сего дня не могли убедить его привести вас сюда, чтобы мы могли познакомиться. Представить себе не могу, почему.

ДАГНИ. Я тоже. Я люблю писателей. Писатели всегда возбуждали меня.

ПШИБЫШЕВСКИЙ. И вы, нет у меня ни малейших сомнений, всегда возбуждали писателей.

ГАМСУН. Эдвард, что наконец-то убедило тебя привести ее в это жуткое логово греха?

СТРИНДБЕРГ. Готов спорить, убедила она.

ДАГНИ. Да, в конце концов, Эдди всегда делает то, чего я от него хочу. Иногда борьба идет нешуточная. Он очень милый, когда не мрачный, но в последнее время с ним становится немного скучно.

СТРИНДБЕРГ. Тогда мы с вами идеально подходим друг дружке. Пусть я редко милый и часто мрачный, но скучным не бываю никогда.

ПШИБЫШЕВСКИЙ. Все потому, что ты психически ненормальный.

СТРИНДБЕРГ. Это да, но я полагаю это достоинством, Поппофский.

ПШИБЫШЕВСКИЙ. Пшибышевский. Не Поппофский. Пшибышевский.