Странно, но ее голос вовсе не показался мне незнакомым. Я помнил наизусть каждую черточку ее лица и даже нашел в ее чертах гораздо больше глубины, чем представлял себе раньше, но то было естественно. Я запечатлел ее образ в своем сознании, целыми днями любуясь ее портретом, а затем довел этот образ в своих фантазиях до полного совершенства при помощи «Мадонны Арпи». Но ее голос… Должно быть, я тоже где-то его слышал. Может быть, очень давно, в детстве. А может быть, только в мечтах.
Надо перестать об этом думать. Раз уж она сидит передо мной и со мной разговаривает, думать о чем-то другом глупо и бессмысленно.
Женщина вновь спросила:
– Значит, вы не обиделись? А почему вы тогда больше не пришли?
Господи!.. Она в самом деле спутала меня с кем-то другим! Я уже раскрыл было рот спросить: «Откуда вы меня знаете?» Но вдруг передумал: мне пришла в голову не очень порядочная мысль: а если она, поняв по моему вопросу, что ошиблась, извинившись, встанет и уйдет?
Сколько бы чудесный сон ни продлился, столько и будет хорошо! У меня нет никакого права его прерывать, остановить на половине, проснуться – пусть даже ради правды.
Женщина, увидев, что я не отвечаю, вновь спросила:
– Так вы получаете письма от вашей матери?
Ужасное изумление длилось меньше секунды, а затем я вскочил со стула. Схватив ее за руки, я воскликнул:
– Господи, так это были вы?!
Теперь мне стало все понятно. Я вспомнил, где слышал этот голос.
Женщина звонко рассмеялась:
– Вы такой смешной, как ребенок!
И смех я тоже вспомнил. Это была та самая женщина, которая подошла ко мне, когда я задумчиво сидел на выставке перед картиной, спросить, что я нахожу в том портрете, а когда я ответил, что она похожа на мою мать, рассмеялась, что у меня нет фотографии моей матери. Я никак не мог понять, как я тогда сразу ее не узнал. Неужели картина захватила меня настолько, что лишила способности видеть оригинал?
Я пробормотал:
– Но вы тогда совсем не были похожи на ваш портрет!
– Откуда вы знаете? – улыбнулась она. – Вы же не смотрели мне в лицо!
– Нет, смотрел… Но как такое может быть?
– Правда, вы взглянули несколько раз… Но как взглянули? Лишь чтобы не видеть!
Затем, вынимая руки, все еще лежавшие в моих ладонях, она добавила:
– Когда я вернулась к своим друзьям, я не сказала им, что вы меня не узнали. Иначе они бы очень над вами посмеялись!
– Спасибо!
Она слегка задумалась; на ее глаза будто набежало облачко; внезапно она посерьезнела:
– Ну, вы все еще хотите, чтобы у вас была такая мать?
Сначала я запнулся, затем быстро ответил:
– Конечно… Конечно… Еще как!
– В тот раз вы сказали то же самое!
– Наверное…
Она вновь улыбнулась:
– Так могу ли я быть вам матерью?
– О, нет-нет!
– А может быть, старшей сестрой?
– Сколько вам лет?
– Разве у женщин спрашивают такие вещи? Ну хорошо: двадцать шесть!.. А вам?
– Двадцать четыре!
– Вот видите! Я могу быть вам старшей сестрой!
– Да…
Какое-то время мы молчали. Я чувствовал, что мне нужно очень многое ей сказать, бесконечно многое, так что нескольких лет бы не хватило для этого рассказа… Но сейчас ничего не приходило в голову. Она тоже, не говоря ни слова, смотрела перед собой. Правым локтем она оперлась о стол. Вторая рука свободно лежала на белой скатерти. Пальцы были узкими и острыми в кончиках, из-за чего казалось, что кости у нее очень тонкие. Кончики пальцев покраснели, словно бы она замерзла. Я вспомнил, что руки у нее, которые я совсем недавно держал в своих ладонях, были и в самом деле холодными. Сознательно решив воспользоваться этим, я сказал:
– У вас такие холодные руки!
Не колеблясь ни секунды, она тут же протянула мне обе руки:
– Согрейте!
Я посмотрел ей в глаза. Ее взгляд был волевым и властным. Кажется, она не находила ничего особенного в том, чтобы вверить обе руки человеку, с которым она разговаривает впервые. А может?.. Мне на ум приходили все те же неуместные предположения. Чтобы выбросить все это из головы, я заговорил:
– Меня отчасти можно простить за то, что я не смог узнать вас на выставке! Вы выглядели такой веселой, насмешливой даже! И потом, как бы это сказать… Весь ваш вид и ваши жесты противоречили образу на картине… Волосы короткие… Юбка тоже короткая, одежда облегающая… Вы шли так, будто бежали вприпрыжку… Сравнить вас с той серьезной, задумчивой, и даже, наверное, немного грустной женщиной с портрета, который критики назвали «Мадонной», было довольно трудно… Но я все равно удивлен… Значит, я такой рассеянный!