Это было даже хуже, чем Скай мог предположить.
– Не шутка. Во всех корпусах в срочном порядке сооружают дождеприемники.
– Твою мать… – других слов у Монтего не нашлось.
Почему, когда кажется, что хуже уже быть не может, они вновь достигают дна? Или это еще не дно?
– Это еще не все, – обрадовал друг. – В общем… там…
Рэнкс замялся, и хоть Скай плохо его видел, готов был поклясться, что Питер нервно потирает взмокшую шею.
– Говори уже. Не тяни!
– Изабель… она… вошла в древо.
– Куда вошла?
– В древо Знаний. Открылся проход в стволе, вроде как большая расщелина или дупло. Ну и… она туда вошла. А потом проход закрылся.
Внутри все упало. А Драг уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу, пристроившись с правой стороны от Ская.
– Как давно это было?
– Да часа два назад, не больше. Да ты не волнуйся, там ректор и…
Больше Скай не хотел ничего знать. Не дослушав, запрыгнул на спину Драга, и они галопом помчались к главному корпусу Маджериума.
Разговаривать с деревом совершенно не то же самое, что разговаривать с человеком. Дерево не понимает слов, не различает жестов и не может читать по губам.
Даже накопив огромные знания сотен выдающихся магов, древо Знаний было неспособно вложить эти знания в мою голову. Или это я была недостаточно хороша, чтобы его понять?
Перед глазами мелькали обрывки воспоминаний. Картинки моего собственного прошлого, собранные в хаотичный калейдоскоп образов. И я никак не могла понять, как сложить эти образы, как приладить их друг другу и узнать, что в конечном итоге я должна сделать.
Ведь определенно что-то должна. Не зря древо Знаний открыло мне проход, выбрало меня из сотен студентов и профессоров Маджериума. Но если прежде я чувствовала лишь тяжкий груз ответственности на своих плечах, то теперь, оказавшись в теплом нутре древесного ствола, в окружении мириада горящих огоньков, я чувствовала лишь свою исключительность. Парящие вокруг огоньки садились на мою кожу, касались волос и закрытых глаз. И каждое прикосновение сопровождалось откликом моей собственной магии. Сильной, мощной, способной преодолеть любую преграду.
Во мне будто открылось второе дыхание. Непоколебимая уверенность, что мне все по плечу, пронзила каждую клеточку тела. Яркой вспышкой молнии пронеслась под закрытыми веками.
Я протянула руку и коснулась нагретой древесной коры, как это делал ректор Мэдроуз, когда хотел что-то спросить у древа. И сразу ощутила ток магии под своими пальцами. Он был похож на ток крови. На пульсацию сердца, отдающуюся в каждой жиле огромного исполина.
Я глубоко вдохнула и постаралась очистить сознание. Из всей вереницы образов, что крутились в голове, я должна была вычленить нужные, убрать лишнюю шелуху и оставить лишь то, что действительно важно. То, что позволит мне задать древу свой вопрос.
Я представила здание академии и диких бестиаллий, окруживших территорию плотным кольцом. Руны периметра, начертанные на крыше корпуса загонщиков. Неправильные руны.
Ответ пришел так же чередой образов. Все тех же воспоминаний. Но собранных иначе. Тщательно подогнанных, как подгоняют друг к другу цветные стеклышки в искусном витраже. И сознание само сложило образы в слова, давая донельзя очевидный ответ на мой вопрос.
Я прокрутила в голове воспоминание об ужасной червоточине в лесу. О больном чащобнике, которого мы безуспешно пытались лечить. Об озверевших бестиаллиях с горящими яростью красными глазами.
Ответ на этот вопрос мне не понравился еще больше, чем предыдущий.
И я задала последний вопрос. Слишком личный, чтобы иметь на него право. Но я просто не могла не спросить:
Образ светлых серых глаз, пронзительных и в то же время мягких, всплыл в голове без единого усилия. Он словно просился наружу. Преследовал меня, молчаливо намекая, что я должна все исправить. Ведь если моей магии по силам все, то почему я не могу исправить и это?
Ответом мне вновь послужило собственное воспоминание. Совсем свежее, хорошо отпечатавшееся в сознании.
«Ты мне доверяешь?» – и протянутая мужская ладонь, в которую я боюсь вложить свои пальцы. Молчание, разлившееся вокруг густым киселем. И мое уверенное «доверяю», сказанное не только разумом, но и сердцем.
Когда я вышла из дерева, над Маджериумом уже сгустилась темнота. Я вскинула голову, глядя на черное небо сквозь прозрачный купол зала Знаний, и с ужасом подумала о том, сколько часов провела внутри исполина.
Вокруг было тихо, пустынно. Ни толпы студентов, ни профессоров. Лишь золотые листья лежат на каменной брусчатке, терпеливо дожидаясь, когда их сметут.