Покончив с содержимым чугунка, Чичиков вздохнул, расправил руки и крепко потянулся, после прошел по комнате раз и еще раз. Ему следовало бы приискать себе место для сна — ночь только начиналась, но лечь было негде — разве что на полу, — да и не хотел Чичиков спать. Ни на перине, ни на печи, ни, тем сильнее, на полу. Он был свеж и бодр, точно не трясся он перед этим целый день в бричке, не мерз под снегом, не терял дорогу, едва отъехав от города. Павел Иванович еще прошел по комнате, стараясь не задеть спящих, и тут услышал шум от двери. В корчму пожаловал новый гость.
— Вот мне и собеседник, — довольно потер руки Чичиков и, окинув быстрым взглядом комнату, решил, что лучше ему вернуться к столу. Едва подсел он к остывшему уже чугуну, как дверь комнаты распахнулась. Первым ввалился в нее корчмарь — теперь его было не узнать. И следа не осталось на лице его от былой неприветливости, да и само лицо не так-то просто было разглядеть. Корчмарь то и дело кланялся, низко сгибая свою спину, приглашая прибывшего войти в комнату.
— …и поросенка, — донесся до Чичикова густой голос гостя, — есть у тебя поросенок?
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — приседая от восторга и усердия, невпопад ответил корчмарь. — С каким прикажете соусом?
— С хреном, конечно! С хреном и со сметаною.
На этих словах новый гость вошел в комнату. Чичиков замер. Он ожидал увидеть тяжелое золото эполетов на плечах вошедшего, седину бакенбардов, подчеркивающих резкие складки рта, привыкшего повелевать. Он ожидал видеть власть, но перед ним стоял лишь небольшой человек средних лет и обыкновенной наружности, во фраке неясного темного цвета. Однако же Павел Иванович встал и, выйдя из-за стола, представился: «Коллежский советник Чичиков. Еду в Херсонскую губернию. По собственной надобности».
В ответ гость лишь кивнул, да, проходя к столу, так и не назвав себя, фамильярно хлопнул его по плечу. Чичиков остался стоять посреди комнаты, не понимая, что же происходит, но почему-то чувствуя, что приехавший имеет право так вести себя с ним. Мимо, едва не оттолкнув его, пробежал корчмарь, унося со стола остатки ужина. Между тем гость расположился на том самом месте, которое только что занимал Чичиков, оглядел сумрачное пространство корчмы, поднял брови, разглядывая спавших по лавкам, и, наконец, уткнул свой ровно ничего не выражавший взгляд в Павла Ивановича.
— Коллежский советник. По собственной надобности, — повторил гость, разглядывая Павла Ивановича. Тут Чичикову показалось, что тот повторил не только его слова, но и сам голос, и даже некоторое недоумение, отложившееся в речи Чичикова, он тоже не обошел вниманием. — Наслышан, наслышан. Давно хотел познакомиться лично. Составить собственное мнение. А то все доклады да отчеты. Бумаги, — гость насмешливо прищурил глаз. — Ну, скажи мне, Павел Иванович, можно ли верить бумагам? А?
Чичиков помялся, пожал плечами, откашлялся. В горле у него вдруг сделалось горячо и сухо. Слова толпились в нем бесформенною массою, цеплялись друг за друга и застревали, не умея найти выход.
— С кем. Прошу меня извинить. С кем. Нас не имели чести. Прошу прощения, не представлен.
— Да полно. Стоит ли чиниться? — откинулся на лавке гость. — Зови меня просто князь Такойто.
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — поклонился Чичиков. — Чувствительно рад знакомству, ваше сиятельство. Большая честь.
— Так ты не ответил мне, Чичиков, — напомнил князь. — Скажи, можно ли бумаге верить? Вот ты, веришь ли казенной бумаге?
— Да как же-с, ваше сиятельство? Всенепременно. На казенной бумаге весь порядок в государстве держится, все умонастроение. Сие есть альфа и омега.
— И альфа, и омега? — рассмеялся ночной гость. — Ну-ка, разъясни мне, друг любезный, про альфу и омегу.
Чичиков вовсе не рад был пристальному вниманию, которым дарил его князь, да и предмет разговора представлялся ему опасным, однако же какая-то сила не давала ему замолчать, не позволяла свернуть на темы легкие и пустые.
— Я так представляю, что губернатор.
— Не-ет, Чичиков, — замахал рукой князь, — ты за нос-то меня не води. Сказал же «альфа и омега», стало быть, не губернатор. Давай с начала все. Давай-давай.
— Извольте, ваше сиятельство. Пусть и не губернатор, пусть хоть министр, да хоть сам Государь.
— Что же Государь?
— Государь наш, утром.
— После кофию?
— После кофию.
— Однако же, перед смотром дворцового караула, — поднял палец князь.
Чичиков озадаченно посмотрел на торчащий его палец и потер в задумчивости подбородок.
— Ну, хорошо, хорошо, не думай об этом, — тут же ободрил его князь. — Перед смотром или после. У Государя так заведено: кофий, доклад советника, потом смотр караула. Значит, после кофию.
— Велит исполнить то-то и то-то.
— Для примера скажем: выступить в поход.
— Выступить в поход, — согласился Чичиков. — Против Турка.
— Верно, против Турка, — поддержал князь. — Хозяин, чертова твоя рожа! — Не переводя духа и не отрывая взгляда от Чичикова, вдруг крикнул он. — Долго ли ждать мне еще поросенка?! Немедля неси, мерзавец! — И вновь ровным голосом напомнил Чичикову: — Так, против Турка.