Маэстра

Я протянула ему заранее приготовленную купюру в десять евро и попросила поставить наши вещи в спальню слева, а вещи месье – справа. Что бы там у Джеймса ни было на уме, спать с ним в одной постели я точно не собиралась. На всякий случай я вышла на балкон, повернулась к Джеймсу спиной и сделала вид, что разглядываю окрестности. Он подошел ко мне сзади и взял за руку:

– Ты довольна, дорогая?

Дорогая! Господи боже мой!

– Здесь чудесно! – ответила я, выдержав необходимую паузу.

– А еще у меня есть для тебя подарок, – таинственно улыбаясь, заявил он и протянул мне обычный черный пластиковый пакет, – чтобы было во что переодеться. Не сейчас, попозже.

Стараясь не думать о том, что это за подарочек, я заставила себя встать на цыпочки и чмокнуть его в толстую, обвисшую щеку и прощебетала:

– Спасибо, дорогой! Ты такой внимательный!

– Я подумал, что мы можем пообедать у бассейна, а потом съездить в Канны, пройтись по магазинам. Девочки же любят шопинг, да, дорогая?

– Cупер! Пойду переоденусь!

Мерседес носилась по ванной, разглядывая туалетные принадлежности от «Булгари».

– Боже, Джуди, да эта ванная больше, чем вся моя квартира!

– Быстро ищи мини-бар! – зашипела на нее я. – Мне надо выпить! Срочно!

К ланчу, который подавали в «Эден-Рок» около бассейна отеля со стороны скал, Джеймс спустился в пестрых плавках «Вилебрекин» и расстегнутом белом халате, болтавшемся по обе стороны от его молочно-белого пуза. Бросив украдкой взгляд поверх солнцезащитных очков, я увидела, что в бассейне плещутся светловолосые детишки, которые при виде Джеймса тут же принялись хихикать и показывать на него пальцем, пока няня не шикнула на них. Мы заказали одно и то же: салат с лобстерами и перье. Джеймс щедро намазывал маслом, поданным на льду, булочки из хлебной корзины и отправлял их в рот. Крошки падали изо рта, исчезая в многочисленных складках подбородка и седых волосах на груди. Он напомнил мне ожившую картину Люсьена Фрейда, но легче от этого не стало. Мерседес ковырялась в салате и вертела в руках телефон, и я подумала, что придется отучить ее держать нож, как ручку. Я попросила Джеймса еще раз рассказать о тех незабываемых днях на Ривьере, когда он был настоящим плейбоем, и притворилась, что очарована его историями про то, как он танцевал с Элизабет Тейлор в клубе «Джиммиз» и веселился с Дайон Уорвик в «Гольф-Жуане». Да ведь он не просто пытается убедить меня в том, что был настоящим ловеласом, с удивлением поняла я, он и сам в это верит.

После обеда нас отвезли на набережную Круазет. На пляже отеля «Карлтон», недалеко от берега, смущенно плескались женщины в парандже. Небо затянуло облаками, влажность была невероятная, поэтому Джеймс был явно не в духе и раздраженно убеждал водителя, что ему лучше знать, где припарковаться, а потом отругал его на ломаном французском за то, что тот объехал квартал три раза в поисках того самого места. Я сразу поняла, что на длительный поход по магазинам его терпения не хватит, и предложила остановиться у магазина «Шанель» и попросить водителя подождать нас. Зайдя в бутик, я первым делом попросила у продавщицы стул, чтобы Джеймс смог отдохнуть, пока мы с Мерседес будем выбирать сумки. Она оскорбленно посмотрела на меня, не понимая, как мне вообще такое могло прийти в голову, но потом увидела вошедшего за нами в магазин Джеймса и быстро сказала:

– Tout de suite, Madame![5]

Я знала, что мне нужно: классическая стеганая сумочка из черной кожи с золочеными ручками, а вот Мерседес, дрожа от нетерпения, разглядывала стойку с твидовыми пальто, совершенно неподходящими для нынешней погоды. Пальто были просто чудесные, я с радостью примерила бы одно из них, чувствуя, как шелковая подкладка скользит по моим обнаженным рукам, глядя, как блестит вшитая в шов золотая цепочка, но Джеймс явно начинал уставать от роли доброго папочки.

– Какую ты хочешь сумку, Мерседес?

– Большую!

Продавщица неторопливо упаковывала сумки в папиросную бумагу и фирменные мешочки «Шанель» из черного хлопка, а потом наконец положила их в плотные, приятные на ощупь подарочные пакеты, перевязанные лентами. До меня быстро дошло, что раздражительность Джеймса связана с тем, что он никак не мог смириться с тем фактом, что постоянная усталость и ощущение дискомфорта – это его личная проблема, а остальной мир она совершенно не волнует, с тем, что он просто слишком толстый, вот и все. Однако он галантно протянул свою карту, и мы с Мерседес чинно отвернулись, делая вид, будто разглядываем шарфики. Но когда я предложила пройтись по мощеным, круто поднимающимся вверх улочкам, что, в общем-то, было довольно жестоко с моей стороны, а он отказался и заявил, что предпочитает вернуться в отель и устроить небольшую сиесту, я поняла: за удовольствия придется платить по счету.

Мы вернулись в номер, я быстренько подтолкнула Мерседес в нашу комнату, а Джеймсу на ходу прощебетала:

– Дорогой, пойди прими душ, это так расслабляет!

Пусть хоть помоется, а то придется нюхать его потные подмышки!

– Я тебя ненавижу! – заявила я Мерседес, которая уже собиралась удалиться в бассейн.