Маэстра

Потом мы прошли по дорожке, спускавшейся к выходу под уклоном, у Лианны предательски подворачивались ноги. Отсюда до Канн было довольно прилично. Какое-то время мы шли по пустой дороге, по обе стороны которой возвышались белые заборы и охраняемые ворота. По пути нам попалось несколько зеленых мусорных баков на колесиках, я приподняла тяжелую крышку одного из них и выбросила смятую бумагу. Солнце нещадно палило, ручки увесистой дорожной сумки врезались в ладони. Голова разболелась, по спине текли струйки пота. Лианна молча шла следом.

– Все хорошо, Лианна. Все будет хорошо, просто иди вперед.

Вскоре дорога вывернула к морю. Слева от нас виднелись окна отеля, безмятежно поблескивавшие между пальмами, словно ресницы снегурочки. По заливу с гудением носились моторки с водными лыжами, мерно плыли яхты, чуть дальше от берега неспешно в сторону острова Святой Маргариты двигался паром. Мы зашли в первый попавшийся бар, я заказала нам две оранжины и вежливо, но на всякий случай с ошибками, попросила официанта помочь нам заказать такси в аэропорт Ниццы. Тот что-то недовольно проворчал по-французски, но когда я расплачивалась за напитки, к выходу уже подъехал белый «мерседес».

Лианна невидящим взглядом смотрела в окно. Вспомнив о том, как нагло она себя повела тогда в Национальной галерее, я ощутила легкое злорадство. Ну и кто оказался умнее? Конечно старушка Рэшерс! Не знаю почему – возможно, из-за того, как покорно склонила голову моя подруга, – я вдруг вспомнила ту пятницу, когда к нам домой заявились приставы. Моя мама не была алкоголичкой. На работу, куда бы ей ни удавалось устроиться в этом месяце, она чаще всего ходила. Чаще всего вставала по утрам. Однако иногда она не выдерживала и напивалась. Алкоголь не приносил ей ни радости, ни раскрепощения, но медленно, глоток за глотком, приближал ее к блаженному забытью. Если задуматься, то, наверное, это была вполне естественная реакция на такую жизнь. Я вдруг вспомнила, как уложила ее в постель, подоткнула розовое покрывало из синели, поставила на тумбочку чашку чая и пластиковый тазик, на случай если маму начнет мутить, когда она закроет глаза, и тут в дверь позвонили. Мне, кажется, было лет одиннадцать.

– Мама, кто это?

Она с трудом ворочала языком, но все-таки пробормотала что-то невнятное про купленный в рассрочку телевизор, за который не платила уже несколько месяцев.

– Хочешь, я сама с ними разберусь? Мама, хочешь я сама?

– Спасибо, милая, – проговорила она заплетающимся языком.

Я открыла дверь, все еще в школьной форме. Попыталась объяснить им, что дома, кроме меня, никого нет, поэтому я не могу их впустить. И хотя мужики выглядели как настоящие громилы, они не показались мне плохими парнями. Как и всем нам, таким ребятам тоже надо на что-то жить. Они даже попросили у меня прощения, вынося телевизор с кухни. Передней комнатой мы не пользовались, чтобы не оплачивать еще одно холодное помещение. Теперь у нас остались холодильник, плита, стол и диван. Встроенные кухни тогда мне казались настоящей роскошью, но тут я впервые порадовалась, что у нас ее нет. Потом приставы вернулись за холодильником, но, надо отдать им должное, продукты из него вынули. Бережно положили хлеб, джем и бутылку водки на диван. Потом один из них вернулся и принес обнаруженную в морозилке упаковку кукурузы. Словами не передать, насколько одинокой и заброшенной выглядела та комната. На лестницу высыпали любопытные соседи, на следующий день о нас будет сплетничать весь дом. Я упрямо смотрела им в глаза, дрожа от холода в короткой школьной юбке, и пыталась держать марку. Радовалась, что мама всего этого не видит, а то она закатила бы им сцену и сплетен было бы еще больше. Никогда не позволю такому повториться, подумала я тогда, никогда!

Да, не совсем ностальгические воспоминания, надо признать…

– Говори! – приказала я Лианне. – Расскажи мне о вчерашнем вечере.

Мне удавалось кое-как держать ее в норме, время от времени я истерически хохотала, как будто вспоминая наши вчерашние похождения. Если водитель такси запомнит нас, надо казаться обычными развеселыми барышнями. Он даже не попытался притвориться, что не собирается развести нас на деньги, поэтому запрошенную баснословную сумму я отдала ему, наградив ледяным, презрительным взглядом.

– Ну вот, – сказала я, когда мы вошли в прохладный зал регистрации, и сунула подруге в руку свернутую купюру в пятьсот евро, – держи! Иди к стойке «Британских авиалиний», купи билет в Лондон. Сегодня суббота, места наверняка есть. Когда доберешься домой, не пиши мне и не звони, я сама напишу, когда буду уверена, что все в порядке. В клуб я больше не вернусь, если меня будут спрашивать, скажи, что я с кем-то познакомилась и уехала отдыхать. На Ибицу. Ну, по крайней мере, ты решила, что на Ибицу. Все поняла?

– Джуди, я никак не могу поверить в то, что произошло…

– А ты и не пытайся, – обняла я ее, делая вид, будто просто провожаю подругу. – С тобой все будет в порядке!

– А как же ты?!

– За меня не волнуйся.