Маэстро

С последним аккордом увертюры Верди выдохнул, открыл глаза и вновь очутился внутри своих страхов. Он попытался найти поддержку в глазах музыкантов, но те, похоже, уже были заняты своими делами по подготовке к репетиции.

– Синьор Верди! – от дверей бокового входа в зрительный зал донесся мягкий басистый голос с легкой хрипотцой.

– Да? – Джузеппе обернулся.

– Бартоломео Мерелли, к вашим услугам, – Мерелли улыбнулся с тем холодным дружелюбием, которое помогает людям высшего сословия подчеркнуть свой статус, не выказав надменности.

– Синьор Мерелли, счастлив знакомству! – Верди потребовались немалые усилия, чтобы унять желание добраться до протянутой у дверей руки бегом.

Импресарио Мерелли слыл самым могущественным человеком мира музыки не только Милана, но и всей Италии. В далеком 1812 году он, двадцатилетним юнцом без гроша за душой, но с грандиозными планами в голове, перебрался из Бергамо в Милан. Из козырей в кармане у него, кроме, разумеется, врожденных предпринимательских талантов, имелась, пожалуй, только дружба с бывшим одноклассником Гаэтано Доницетти, который уже к двадцати пяти годам занял почетное место на оперном олимпе итальянских композиторов. Какое-то время Мерелли работал театральным агентом, параллельно пытаясь утвердиться в качестве либреттиста. Однако бизнес шел куда лучше, чем продвигались творческие прожекты. Да и увлекать агентская деятельность энергичного Бартоломео, воспринимавшего в жизни почти все, как шахматную партию, стала больше, чем поэтические труды. В двадцать пять лет синьор Мерелли открыл собственное театральное агентство, ставшее через три года одним из самых успешных в Милане. Тогда же Бартоломео удачно женился на юной дочери знатного графа. Каким образом не имевший ни состояния, ни родословной предприниматель смог организовать себе столь завидную партию, никто не знал. К своим двадцати восьми Мерелли был приглашен на пост одного из руководителей Ла Скала в партнерстве еще с тремя именитыми культурными деятелями столицы оперы. В течение следующих трех лет по причинам опять же никому не известным партнеры один за другим покинули театр, и импресарио Бартоломео Мерелли стал единовластным управляющим великого оперного театра, коим и оставался по сей день вот уже десять лет. Кроме этого, за прошедшие годы он сумел собрать в своем портфеле беспрецедентное количество самых популярных оперных произведений, постановки которых курировал не только в театрах королевств и герцогств тогда еще не объединенной Италии, но и в Вене, Париже и других европейских городах. Мерелли слыл человеком жестким, беспощадным к врагам, способным на жестокость, однако в подлости никогда замечен не был. Люди, которые работали с ним годами, проявляли на удивление искреннюю преданность ему. Те, кто с ним не срабатывался, шипели тихим презрением. И все же каждый, кто имел хоть какое-то отношение к музыке, не мог не признать, что своим величием Ла Скала обязан именно Бартоломео Мерелли.

Джузеппе сидел в одном из больших кожаных кресел, стоящих перед огромным кабинетным столом, и чувствовал себя крайне неуютно. Кресла эти явно приглашали к дружеской вальяжной беседе, сидеть на них ровно можно было лишь поместившись на краешек, что выглядело бы чересчур услужливой позой. Пока Джузеппе ругал себя, что в преддверии самой важной беседы своей жизни никак не может разобраться с тем, как он сидит, Мерелли за столом напротив него закуривал трубку и не сводил с композитора хитрых глаз. На столе лежала партитура «Оберто», которую Верди оставил Джузеппине.

– Я изучил ваше произведение. Оно заслуживает всяческих похвал, – произнес Мерелли и выдержал паузу.

– Благодарю вас, синьор Мерелли.

– Готовы ли вы вносить изменения согласно рекомендациям театра?

– Безусловно, – Верди почему-то почувствовал себя мышью в лапах кота.

– Ла Скала включает в каждый сезон один благотворительный спектакль. Грядущей осенью таким спектаклем мог бы стать «Оберто».

Мерелли опять сделал паузу, но Верди чувствовал, что никакой реплики от него сейчас не требуется.

– Разумеется, – продолжил импресарио, – в случае радушного приема публикой опера может быть включена в основной репертуар, а я буду счастлив рассмотреть возможности дальнейшего сотрудничества с вами.

Верди уже почти открыл рот, чтобы дать ответ, но паузы на этот раз не последовало.

– Имеются ли у вас соображения по поводу состава исполнителей?

– Исчерпывающие, – с удивившей импресарио уверенностью ответил Джузеппе.

Как только первый черновик партитуры был закончен, Верди начал, как он это сам называл, «охоту за голосами». Не пропуская ни одной оперы в Ла Скала, еще в беззаботные холостые годы он примерял каждый тембр, каждую певческую манеру к своим героям, и если артист был выбран, то дома вносил правки в партии, чтобы идеально отшлифовать совместимость. Он прекрасно понимал, что успех в конечном итоге будет практически полностью зависеть от исполнения.