– Как ни странно, мне совершенно не к чему придраться, – сиплым булькающим голосом пробормотал престарелый клерк, который сидя за столом проверял договор купли-продажи, – Все оформлено согласно букве закона. Можете смело подписывать, синьорина.
Джузеппина подошла к столу и послушно поставила подписи в местах, куда услужливо указал клерк. Он встал, заботливо сложил документы в папку и сунул в карман лежавшие рядом с бумагами ключи от дома. Едкий привкус утраты поднялся горечью к горлу Джузеппины.
– Соблаговолите подождать у кареты. Мне нужно еще несколько минут, – тихо попросила она.
Клерк учтиво поклонился и вышел. Джузеппина сделала глубокий вдох, пытаясь вновь хоть на секунду вернуться в магию детства, услышать голос отца, представить себе его лицо. Ничего не получалось. Раньше каждый уголок здесь, казалось, был живым, теперь ее окружали лишь мертвые каменные стены.
Она медленно поднялась по лестнице и зашла в спальню. Волнение легким ознобом спустилось от плечей к животу. Медленно она сделала несколько шагов, села на кровать, прикоснулась к подушке и моментально оказалась в объятьях видения своего первого утра рядом с Джузеппе. Желание, влюбленность, страдание и боль потоком лавы ворвались в ее грудь. В этот момент она окончательно поняла, что продажа дома – правильное решение.
Джузеппина будет безжалостно истреблять, как сорняки в саду, все напоминания о прошлой жизни. Особенно те, что грозились вернуть ее к прежним ошибкам. В том, что попытки связать свою судьбу с гениальным, отдающим всего себя без остатка музыке маэстро, были немногим умней романа с женатым, властным импресарио, Джузеппина уже не сомневалась. С нее хватит мужских амбиций и театральных страстей. Хватит игр тщеславия и громких целей. Ей пора начинать жить свою, не принадлежащую никому и ничему другому, кроме нее самой, жизнь.
Время шло. В саду дома Стреппони трепетная весенняя зелень сменилась пышным летним буйством, потом наполнилась желто-огненными красками осени, опала на землю и исчезла под тяжелыми хлопьями снега. Каждый день в загородной тишине и покое был полон предвкушения перемен и планов на будущее.
9-го марта 1844 года, почти через девять месяцев после отъезда маэстро из Пармы, в венецианском театре Ла Фениче с успехом прошла премьера новой оперы Джузеппе Верди «Эрнани».
Компенсировав опоздание готовностью без остатка отдаться делу, маэстро закончил работу над оперой в срок. Правда, со всеми прилагающимися к чрезмерной спешке огрехами и накладками. Рассказывали, что костюмы главных героев дошивали в ночь перед премьерой, а декорации были полностью готовы лишь в день представления.
Франческо Мария Пьяве, то самое талантливое зеленое перо, преуспевший в стихотворном жанре, но не имевший опыта в качестве либреттиста, все-таки сработался с Джузеппе. Верди подкупала готовность молодого поэта беспрекословно, а главное старательно и дотошно, чего никогда нельзя было сказать о Теми, выполнять каждую рекомендацию маэстро.
Конечно, Джузеппе самому пришлось составить план оперы, список действующих лиц и даже разработать основные сцены, но тексты, которые приносил после каждой правки Пьяве, нравились ему всё больше и больше.
Поначалу, работа на износ казалась Джузеппе лучшим, а вернее сказать, единственным лекарством от горьких мыслей, но довольно скоро он понял, что она была просто побегом. Таким же, как для иных становится алкоголь, бесчисленные любовные связи или даже религия. Неутомимое заполнение жизненного пространства, лишь бы не оставлять времени истерзанной решениями разума душе проснуться и посмотреть в глаза истине. Той самой истине, что способна со смертоносной силой тропического циклона разметать весь драгоценный, но такой никчемный скарб, накопленный долгими годами.
Игра в прятки с самим собой изнуряли больше, чем работа. За пару месяцев до премьеры Верди начал болеть. Боли в животе, изжога, отсутствие аппетита. Как следствие, раздражительность и постоянное пребывание в дурном расположении духа. Дело дошло до того, что маэстро грозился порвать контракт с Ла Фениче, несмотря на катастрофические для собственной репутации последствия, по причине «неспособности театра найти во всей Венеции тенора достойного главной партии разбойника». Маэстро утихомирили, а предложенный изначально певец остался в актерском составе. Само собой, дружелюбия в атмосферу репетиций это не прибавило.
И все же, после премьеры еще над одной крепостью реял победный флаг Джузеппе. Теперь «Вива, Верди!» скандировала и публика города воды. Из уст в уста передавали венецианцы мелодии и песни из «Эрнани», а газеты наперебой пели «новому итальянскому Моцарту» дифирамбы. Однако, чем больше восторга и эмоций было вокруг него, тем глуше и бездонней становилась пустота внутри. Тем меньше хотелось есть и тем больше донимали рези в желудке.